Брут вспомнил Цезаря. Как его сейчас не хватало! Он наверняка нашел бы необходимые слова и заставил злоумышленников отступить. Дело закончилось бы триумфальным шествием по улицам и вступлением мерзавцев в новый легион. Мысль показалась забавной, и центурион улыбнулся. Странно, но именно мимолетная улыбка поколебала решимость толпы. Кое-кто поднял голову, пытаясь разглядеть, что происходит на крыше, но яркий свет факелов лишь сгущал темноту, превращая ее в плотную завесу. Конечно, крыша была пуста. Будь у Брута в запасе хоть пара дней, он нашел бы нескольких метких стрелков и обязательно поставил их на крышу, но сейчас оттуда смотрел лишь сын Тедия, да и тот с пустыми руками.

Внезапно раздался громкий треск, бандиты импульсивно отшатнулись. Сам же Брут напрягся, ожидая немедленного нападения. Опомнившись, он увидел, как с крыши прямо в толпу летит черепица. Осколки не ранили никого, однако люди занервничали и начали возбужденно переговариваться. Брут пытался определить, специально ли парень сбросил несколько плиток или просто неуклюже поскользнулся и скоро здесь, внизу, следует ожидать и его самого.

— Убирайся-ка с дороги! — проревел голос из глубины толпы. Остальные невнятно заворчали, поддерживая.

Брут насмешливо пожал плечами.

— Я римский воин, — прогремел он в ответ. — Не убегал в страхе от рабов Спартака, не убегал от галльских племен. Так чем же можешь испугать меня ты?

Толпе явно не хватало лидера, и Брут сразу это понял. Разбойники толкали и пихали друг друга, однако среди них не было никого, кто мог бы дать команду и заставить выступить против нескольких вооруженных людей, храбро стоящих на пороге мастерской.

— Я вот что скажу, ребята, — продолжал Брут. — Вам кажется, что кто-то вас защищает? Но как только из Галлии вернется Цезарь, он сразу найдет каждого, кто в его отсутствие осмелился угрожать честным труженикам, а тем более его друзьям. Так оно и будет, не сомневайтесь. Эти слова высечены в камне. Больше того, некоторые из вас смогут работать на него и получать деньги. Нужно будет составить список обидчиков, с указанием места жительства каждого. Это точно. Цезарь вонзится в вас, как раскаленный нож в масло.

В темноте трудно было судить наверняка, но центуриону показалось, что толпа начала редеть. Люди понемногу расходились. Кто-то бросил факел, кто-то другой его поднял. Возможно, Клодий обладал немалой силой и властью, но имя Юлия Цезаря годами произносилось на каждом углу и безошибочно действовало на тех, кто любил незамеченным проскользнуть по темным улицам.

Очень скоро перед Брутом осталось лишь человек пятнадцать. Это наверняка были те самые наемные бандиты, которых Клодий направил, чтобы сжечь мастерскую. Они не могли уйти, потому что уже на следующее утро поплатились бы сами. Негодяи нервно озирались, наблюдая, как стремительно тает еще совсем недавно многолюдный отряд.

Брут заговорил спокойно и тихо, понимая положение подневольных исполнителей чужих приказов:

— На вашем месте, ребята, я бы на некоторое время просто ушел из города. Аримин недалеко. Там тихо, спокойно и всегда есть работа в порту — для тех, кто не боится вспотеть.

Стоявшие спереди сердито и вместе с тем нерешительно переглянулись. Брут понимал, что бандитов оставалось еще слишком много, а потому в случае атаки о возможности победы нельзя было и мечтать. Люди Клодия были вооружены: пламя факелов отражалось на клинках. На лицах застыло выражение тупой, обреченной решимости. Посмотрев на товарищей, центурион не мог не заметить тревоги. Спокойным казался лишь Тедий.

— Ни слова, ребята, — едва слышно предупредил Брут. — Сейчас главное — не спровоцировать нападение.

Прошла минута, другая, и вот один из бандитов с отвращением бросил факел и пошел прочь. Его примеру последовали еще двое, а остальные молча переглядывались, как будто решая, что делать. И вот по двое, по трое начали расходиться и они. На месте осталось лишь несколько самых стойких.

— Если бы я был мстительным и коварным, то зарезал бы вас, как цыплят, здесь и сейчас, — обратился к ним Брут, — ведь все равно вы не сможете нам противостоять.

Один из бандитов скривился.

— Ты и сам знаешь, Клодий этого просто так не оставит. Уже утром он отомстит тебе сполна.

— Скорее всего, ты прав. Но всегда остается шанс, и он может оказаться разумным человеком. Тогда-то мы и потолкуем.

— Ты ведь с ним незнаком, а? — ухмыльнулся бандит.

Брут немного успокоился.

— Так что же, вы собираетесь расходиться по домам или нет? А то стоять здесь слишком холодно.

Человек взглянул на тех, кто еще оставался на улице, — их было всего лишь двое.

— Думаю, я поступлю именно так, — решил он. — То, что ты сказал, — правда?

— Что именно? — уточнил Брут, вспомнив о несуществующих лучниках.

— Что Цезарь — твой друг?

Брут решительно кивнул.

— Мы с ним как братья.

— Он сделал для Рима много хорошего. Некоторые из нас не стали бы возражать против его скорого возвращения. Я имею в виду тех, у кого семьи, дети.

— Галлия не сможет удерживать его вечно, — ответил Брут.

Человек понимающе кивнул и скрылся в темноте. Товарищи молча последовали за ним.

Целую неделю Брут спал в мастерской, прямо на полу. Сразу после неудавшегося нападения, следующей же ночью, он пошел в дом сенатора Клодия, расположенный в самом центре Рима, и убедился, что здание охраняется почти как настоящая, нашпигованная вооруженными воинами крепость. Дни тянулись медленно, и тревога все усиливалась. Город будто притаился в ожидании кровавых событий.

Таббик последовал совету и увез семью подальше от места происшествия, однако Александрия категорически отказалась уходить. Впрочем, ночевки на холодном каменном полу не пошли ей на пользу, и с каждым днем девушка становилась все более раздражительной. В этом здании заключалось все ее богатство, начиная со стен и крыши и заканчивая огромной плавильной печью и слитками драгоценных металлов. Она не могла бросить дело всей своей жизни на произвол судьбы. Брут же не имел права вернуться на север, пока возлюбленной грозила столь серьезная опасность.

Вооруженные молодые люди тоже остались. Таббик пытался было предложить им оплату за временную работу в качестве охранников, но парни лишь небрежно отмахнулись. Они с восхищением и восторгом смотрели на воина в серебряных доспехах, который не пренебрег их помощью. Брут же, в свою очередь, ежедневно по несколько часов кряду обучал их владению мечом.

Около полудня улицы города пустели, так как в это время все устраивали перерыв на обед. Именно в этот час Брут, прихватив с собой кого-нибудь из молодежи, покидал убежище, чтобы купить еду и узнать последние новости. Печка давала возможность хорошо питаться, однако с информацией дело обстояло хуже: городские сплетники словно проглотили языки. Удавалось услышать лишь обрывки разговоров, и Брут не раз жалел, что не может обратиться за помощью к матери, ведь та всегда все знала. В отсутствие Сервилии подробности заседаний сената оставались неизвестными. В то же время с каждой ночью ощущение опасности возрастало, а с ним вместе все острее становились тревога и безысходность сложившегося положения.