Мне не хотелось приводить Лауру в наш дом такой грустной. Мне следовало попытаться отвлечь ее, помочь развеяться, и я, ничего не говоря, повела ее в клуб, где репетировал Матео. Лаура, погруженная в размышления, позволяла вести себя — чтобы не сказать тащить — по метрополитену и по улицам.

Я возвращалась к Матео, потеряв мать, но приобретя когда-то утраченную сестру. Мне подумалось, что круг замкнулся. Впрочем, это все глупости: круг никогда не замыкается.

Из помещения клуба доносилась музыка. Лаура, услышав ее, как бы очнулась и принялась оглядываться, пытаясь понять, где находится. Она таращилась на все, что нас окружало, с таким видом, как будто никогда раньше не видела ни фонарных столбов, ни домов, ни людей на улицах.

— Где мы?

Я не ответила. Среди стоящих неподалеку мотоциклов я увидела мотоцикл Матео, а это означало, что он еще не начал жить новой жизнью в доме, расположенном в сельской местности. Лаура зашла в клуб вслед за мной. Я заказала две банки пива. Одну из них я дала Лауре, и она настороженно посмотрела на банку. Лаура не пила алкогольных напитков, не ела жирного и сладкого. Уже из-за одного только подобного самопожертвования она заслуживала того, чтобы добиться больших успехов в балете. Зазвучала песня, которую написал Матео и которая была мелодичной и немножко — всего лишь немножко! — грустной. Лаура, все еще не выйдя окончательно из глубокой задумчивости, начала слегка двигать головой в такт музыке. Свет в помещении клуба был более тусклым, чем обычно, — а может, мне это всего лишь казалось. Жердь подошел и дал мне джойнт, на кончике которого осталась его слюна. Я с отвращением сделала одну затяжку и передала джойнт Лауре.

— Давай, ты ведь ничем не хуже Греты, — сказала я.

Она осторожно сделала затяжку.

— Кто она? — поинтересовался Жердь.

— Моя подруга. Ее зовут Лаура.

— Ну что, нравится? — спросил Жердь у Лауры, кивая на группу музыкантов на сцене.

Я дала им возможность поговорить. Такой человек, как Жердь, прекрасно подходил для того, чтобы вывести Лауру из оцепенения. От стойки бара за мной наблюдала Принцесска. Я решила подойти к ней.

— Снова сюда пришла? — сказала она.

— Я пришла вас поздравить. Я не смогу прийти на свадьбу.

— А мы тебя приглашали?

— Я уже сказала, что не собираюсь приходить.

Ее кожа, глаза и волосы уже не казались мне такими блестящими, как раньше. В полумраке клуба они почти не блестели.

— А это кто в меховой шубе?

Я решила ответить вопросом на вопрос:

— Ну как там ваше ранчо? Вы уже готовы к удивительной совместной жизни?

Принцесска обиженно поджала губы, решив, что я над ней насмехаюсь. Мне подумалось, что она должна была бы относиться к этому равнодушно, потому что уже добилась того, чего хотела: получила Матео вместе с его настоящим и будущим.

Пару секунд поразмыслив, Принцесска выплеснула остававшуюся в стакане кока-колу прямо мне в лицо. К счастью, колы было немного, но она все же забрызгала мне куртку. Лаура, тут же подбежав, принялась подавать мне одну бумажную салфетку за другой, чтобы я могла вытереться.

Принцесска, стоя напротив, ожидала моей реакции, мне же не хотелось на нее даже смотреть. Жердь спросил ее, почему она это сделала. Музыка стихла, и к нам подошли Матео и все те, кто ожидал, что мы с Принцесской сейчас вцепимся друг другу в волосы.

Матео поздоровался со мной, но поцеловать не решился, да и вообще выражение глаз у него было каким-то испуганным. С тех пор как я с ним познакомилась, он все чаще и чаще смотрел таким взглядом, словно ему казалось, что кто-то вот-вот собирается его убить. Сейчас, возможно, Матео пугало то, что его невеста может узнать, что мы с ним пару раз встречались.

— Я просто пришла вас поздравить, — сказала я ему. — Я не смогу прийти на свадьбу. А теперь я ухожу.

Лаура заметила на пальце Матео перстень с изображением кобры и впилась в него взглядом.

Принцесска прильнула к Матео.

— Прости ее, — сказал он мне. — Она очень нервничает из-за напряженных приготовлений к свадьбе.

Освещение стало чуть-чуть ярче, и мне показалось, что кожа на лице и на веках у Принцесски ноздреватая.

Я пошла в туалет (который правильнее было бы назвать в данном случае сортиром), чтобы вымыть лицо под краном. Пятен от кока-колы, когда они высохнут, на куртке и так не будет видно. У входа меня ждали Лаура и Жердь, уже подготовивший еще один джойнт. Мы попросили дать нам сделать пару затяжек, а потом сказали, что нам пора идти. Он проводил нас до метро.

— Матео будет жалеть о том, что собирается сделать, всю оставшуюся жизнь, — сказал Жердь, чтобы снискать расположение Лауры.

За всю не очень-то короткую дорогу домой мы с Лаурой обменялись лишь парой реплик.

— У него такой же перстень, как у тебя, — сказала Лаура, указывая взглядом на мою руку. — Это он тебе его подарил?

— Да, но уже давно.

Принцесска не могла себе даже представить, насколько я была ей благодарна и какую огромную пользу она принесла нам в этот вечер. Она стала прямо-таки ангелом-спасителем, хотя сама этого и не знала.

Теперь у Лауры появилось много другой пищи для размышлений, и выражение ее лица уже не было горестным. На тыльной стороне ладони у нее виднелись какие-то написанные шариковой ручкой цифры — наверное, телефон Жерди.

Второй парой реплик мы обменялись, когда выходили из метро.

— Зря та девушка так с тобой поступила.

— Да нет, это даже хорошо, что она поступила именно так. Я срочно нуждалась в том, чтобы кто-то плеснул мне кока-колой в лицо.

Мы тихонько засмеялись, сдерживаемые воспоминаниями об общей для нас большой трагедии.

Выйдя из метро на улицу, Лаура запахнула норковую шубу: она чувствовала себя в ней хорошо. Я подумала, что мамину шубку следует отдать ей насовсем. Я же буду всегда помнить о своей маме и без этой шубы.

В окнах нашего дома горел свет: отец и Анхель спать еще не легли.

Когда мы пришли в «дом цветов» — как я мысленно называла для самой себя дом Вероники, — отец, дожидаясь нас, смотрел телевизор. Навстречу нам выбежал Дон: его, видимо, все-таки решили держать в гостиной. Я до этого момента старалась вообще никак не называть Даниэля, но теперь мне предстояло общаться с ним все ближе и ближе, а потому я, поразмыслив, решила, что, раз уж никуда не деться, буду звать его по имени — Даниэль. Вероника и Даниэль, здороваясь в моем присутствии, старались не целоваться, чтобы не ставить меня в неловкое положение.

Увидев нас с Вероникой, Даниэль поднялся и подошел к нам. От него пахло пивом.

Анхель уже сообщил ему о том, что приходил Петре. Вероника — за что я ей потом была благодарна — не стала рассказывать в моем присутствии о нашем разговоре с Кэрол, потому что, если меня удочерили, вполне могло оказаться, что Даниэль и в самом деле мой отец, а для меня вдруг оказаться лицом к лицу с отцом, который одновременно является и отцом Вероники, было примерно то же, что быстренько — в течение нескольких часов — слетать за чем-нибудь на Марс. Я сказала Веронике и Даниэлю, что, если они не возражают, я прямо сейчас пойду спать.