Очевидцы событий с немецкой стороны не упоминают об артиллерийской контрподготовке противника, поэтому задержка огня немецкой артиллерии и запаздывание с началом наступления констатируется советской стороной на основании тех же показаний пленных, которые послужили для выбора времени начала контрподготовки[808]. По мнению Л. Лопуховского[809], в действительности никакой задержки в действиях немецких войск вообще не было, поскольку пленные указывали начало операции по берлинскому времени, отстающему от московского на два часа. Вероятнее всего, советское командование рассчитывало застигнуть германские войска в момент сосредоточения, поэтому начало контрподготовку в 2.00 ночи по московскому и в 0.00 по берлинскому времени, а когда немцы по плану перешли в наступление в 2.30 (по берлинскому времени), то это позволило советской стороне утверждать, что произошла задержка, так как по московскому времени было уже 4.30. Как видно, разница во времени используется для обоснования утверждений по поводу эффективности контрподготовки. Однако и артиллерийская подготовка, и наступление 9-й и 4-й танковой армий состоялись по плану – с 2.30–3.00 по берлинскому времени и 4.30–5.00 по московскому.

Тем не менее не исключено, что советское фронтовое командование в спешке вообще не догадалось учесть разницу во времени между Берлином и Москвой на 2 часа. Согласно исследованию Генерального штаба Красной армии[810], пленный Бруно Формель показал, что наступление начнется ровно в 2 часа ночи по европейскому времени. Поэтому командование Центрального фронта и находившийся на фронте маршал Жуков вполне могли посчитать, что сказанное относится ко времени в европейской части России. Вследствие этого артиллерийская контрподготовка русских оказалась преждевременной и была начата тогда, когда основная часть личного состава и бронетехники вражеских ударных группировок, за исключением передовых отрядов и разведывательных батальонов, находилась еще в районах сосредоточения, вне досягаемости действительного огня советской артиллерии. Осознав допущенную ошибку, русские произвели повторные контрбатарейные огневые налеты, но преждевременное начало контрподготовки позволило немцам прогнозировать дальнейшие действия противника, а также использовать своих наблюдателей, уже занявших выгодные пункты на переднем крае, которые вместе с подразделениями артиллерийской инструментальной разведки теперь получили полную возможность корректировать цели для стрельбы и бомбометания, с учетом вновь выявленных вражеских огневых позиций (для контрбатарейной борьбы только во 2-м танковом корпусе СС было выделено несколько батарей 100-мм пушек, сведенных в специальную артиллерийскую группу[811]). Эту задачу облегчали достаточно высокая плотность советских орудий, длительность и неоднократность открытия огня, а вот русским артиллеристам (особенно буксируемой артиллерии) вряд ли удалось оперативно поменять свои позиции в условиях ожидания немедленного начала вражеского наступления.

По информации Генерального штаба Красной армии[812], согласно плану дивизионная артиллерия и артиллерия усиления советских войск полностью участвовали в контрподготовке (к ней не привлекались только артиллерия большой мощности, истребительно-противотанковые полки и артиллерийские подразделения, находившиеся в опорных пунктах, а также противотанковые резервы), так что когда в 4.30 немцы начали свою артиллерийскую подготовку, то их огонь в основном был направлен против позиций артиллерии, минометных батарей и отчасти по расположению первых эшелонов пехоты на глубине до 4 километров (позиционный район дивизионной артиллерии и артиллерии усиления располагался в 3–5 километрах от переднего края главной полосы).

Конкретный урон, понесенный германскими войсками от артиллерийской контрподготовки, достоверно установить уже не представляется возможным. Поэтому в целом можно сделать вывод, что, хотя работа артиллерии, вероятно, благотворно повлияла на моральный дух советских войск и причинила некоторые потери противнику, в особенности на Центральном фронте, а также в полосе обороны 7-й гвардейской армии Воронежского фронта, с другой стороны, контрподготовка привела к демаскированию огневых позиций и неэффективному расходованию боеприпасов (артиллерия того же Центрального фронта в течение 30 минут первого этапа контрподготовки израсходовала до 50 тысяч снарядов и мин, а в общем итоге – 0,5 боекомплекта снарядов из 2–3 боекомплектов, имевшихся на огневых позициях артиллерии[813]).

Вместе с тем если командующий 9-й армией группы «Центр» генерал Модель и раньше был не уверен в целесообразности наступления, то теперь, после превентивного артиллерийского удара русских, он, вероятно, больше не сомневался в необходимости не столько наступать, сколько готовиться к обороне Орловского выступа. Поэтому с точки зрения психологического воздействия артиллерийская контрподготовка не могла не оказать влияние на степень решимости командования 9-й немецкой армии добиться успеха в наступлении на Курск.

Авиационный упреждающий удар советское командование решило предпринять против наиболее мощной воздушной группировки сил противника, и на Центральном фронте авиационная контрподготовка не проводилась (по поводу необходимости авиационной контрподготовки мнения военных специалистов разделились, поэтому на Центральном фронте от нее отказались, а на Воронежском контрподготовку санкционировал лично генерал Ватутин, который рассчитывал таким способом лишить воздушной поддержки ударные группировки противника)[814]. По плану, авиация 2-й воздушной армии Воронежского фронта и 17-й воздушной армии Юго-Западного фронта должна была нанести удар по восьми вражеским аэродромам в полосе группы армий «Юг» (Сокольники, Померки, Микояновка, Бессоновка, Основа, Рогань, Краматорская, Барвенково). Для этого было задействовано 417 самолетов истребительной и штурмовой авиации (по другим данным – 450 машин) из состава 1-го штурмового, 9-го смешанного, а также 4-го и 5-го истребительных авиационных корпусов, среди которых 132 штурмовика и 285 истребителей, уничтоживших и повредивших 55–60 самолетов противника (по советским оценкам)[815].