Жаннетт могла увидеть газеты и сразу же опознать его. Как она в таком случае прореагирует на это?

Он посмотрел на нее. Жаннетт открыла глаза и сонно улыбнулась ему.

— Который час, Джой? — спросила она.

— Половина седьмого.

Она удовлетворенно вздохнула и посмотрела на него.

— Почему ты так рано поднялся? Мы же можем не вставать до девяти часов, — сказала она и поцеловала его в шею. — Я так счастлива.

Он лежал неподвижно, обнимая ее, и через несколько минут по ее легкому дыханию он понял, что она спокойно уснула.

«Я так счастлива…»

Он вспомнил, как затянул петлю на шее Люсиль Бало, и его кольнуло раскаяние. Зачем он это сделал? Нет, совсем не со скуки, как он тогда сказал Софи, чтобы как–то оправдаться, и совсем не для того, чтобы проверить свою находчивость и хладнокровие. Ему пришлось признать, что он убил девушку по какому–то, даже для него не понятному внутреннему побуждению. Какая–то внутренняя сила заставляла его: «Иди и убей!» И он был не в силах противиться ей. Неужели это именно то, что люди называют безумием? Однако сейчас, лежа в постели рядом с Жаннетт и чувствуя у себя на шее ее дыхание, он чувствовал себя вполне нормальным и здоровым, как и любой другой человек в мире. Он представил себе ту деятельность, которую развила сейчас каннская полиция. Достаточно только одного промаха с его стороны, и его немедленно схватят. «Виноват, но признан невменяемым…»

Что его ждет, если присяжные вынесут такой приговор?!

Не в силах больше лежать, он осторожно откинул простыню и поднялся. Подойдя к окну, он несколько приподнял жалюзи и посмотрел на залитую ярким солнцем улицу. Люди шли по своим делам. Джой взглянул на отель «Лазурный берег».

У входа стоял жандарм, а чуть поодаль — полицейская машина, с антенной, тянущейся к небу. Это зрелище нагнало на Джоя тоску. Он стоял неподвижно, не в силах оторвать глаз от жандарма — этого символа грядущей его гибели.

— Джой… что у тебя с рукой?

Он вздрогнул и быстро оглянулся. Жаннетт смотрела на него, отбросив простыню. Она лежала обнаженная и была так хороша, что у него заколотилось сердце.

— С рукой? Ничего… — Он отошел от окна.

— Но у тебя… посмотрел бы.

Он взглянул на три длинные глубокие царапины от ногтей Люсиль Бало.

— Ах, это… — он пожал плечами. — Ничего страшного. Я оцарапался о гвозди.

— Это больно?

Его обрадовала ее заботливость. До сих пор никто не интересовался, больно ему или нет.

— Не беспокойся, пройдет, — утешил он ее.

Он подошел, сел на кровать и прижался к ее губам. Она слегка вздрогнула, но прижала его к себе.

— Бедный, бедный Джой…

Она вдруг почувствовала подступающие к глазам слезы и схватила его в объятия. Джой тоже обнял ее и бурно, неистово и любовно овладел ею.

Когда он снова проснулся в восемь часов утра, Жаннетт уже не было в постели. Он вскочил, вне себя от охватившей его тревоги. Метнувшись к столу, он начал искать в брюках свой револьвер. В это время открылась дверь и в комнату вошла Жаннетт с подносом в руках. Она была в джинсах и в белой кофточке. Она улыбнулась, но увидела выражение лица Джоя, и улыбка медленно сползла с ее лица.

— Что случилось, Джой?

Он постарался взять себя в руки.

— Ничего. Просто я проснулся и, увидев, что тебя нет, испугался.

Он стал надевать брюки.

— Ты уже приготовила завтрак? Я страшно голоден.

Они уселись на кровати и стали завтракать.

Вдруг Жаннетт сказала:

— Джой, я даже не знаю, чем ты занимаешься, если не считать того, что это имеет какое–то отношение к кино.

— Я занимаюсь рекламой, — сказал он. — Это, конечно, не бог весть какая работа.

— А сегодня ты занят?

— Нет, моя работа закончена. Теперь мне придется ехать в Венецию.

— А ты вернешься? — спросила она, наливая кофе в чашки, и он увидел, что рука ее заметно дрожит.

— Не знаю, но ты хочешь поехать со мной в Венецию?

Она покачала головой.

— Очень хочу, но не могу. Я не имею права бросать отца.

Он вдруг сказал, хотя и знал, что это неосуществимо:

— Мы можем пожениться.

Улыбнувшись, она обняла его.

— Мой отец инвалид, — сказала она с горечью. — Кроме этого кафе, у него нет других возможностей зарабатывать деньги. Мы, французы, очень верны своим родителям. Такова традиция, и это у нас в крови. Пока он жив, я не могу выйти замуж.

— Но во что ты превратишься к тому времени, когда он умрет?

— Не будем говорить об этом, — она нежно погладила его щеку. — А теперь мне нужно идти, у меня еще много дел.

— Кафе уже открыто?

— Нет, мы его открываем только в девять часов.

Наклонившись, Жаннетт поцеловала его, взяла поднос и вышла из комнаты. Джой дотронулся до того места, которого коснулись ее губы, и внезапно почувствовал острое желание заплакать. Некоторое время он сидел неподвижно, ни о чем не думая, но потом заставил себя вернуться к вопросу — как ему вырваться из той ловушки, в которую он сам себя загнал. «Лучше всего уехать в Париж, — подумал он. — Город очень большой, в нем много иностранцев, и там очень легко потеряться. Там я буду в безопасности».

В этот момент он услышал громкий крик внизу и одним махом вскочил с постели. Неужели полиция?

Он подошел к двери, сжимая в руке пистолет, который выхватил из кармана.

Внизу послышались голоса, и через некоторое время ответ Жаннетт, но слов разобрать было нельзя. Он открыл дверь и, ступая на цыпочках, вышел на лестничную площадку. Отсюда были видны только ноги Жаннетт, но ее собеседник был вне поля зрения Джоя.

— Это, несомненно, убийство, — услышал он и понял, что она разговаривает с жандармом. Пальцы Джоя впились в перила, и он еще больше наклонился вперед, чтобы не пропустить ни слова. — И к тому же очень неудачная попытка инсценировать самоубийство. Он еще сказал мне, что убийца просто безумен. Им даже известно, кто он. Так что советую быть поосторожнее с посетителями.

Жаннетт рассмеялась.

— Я не боюсь его, да и вряд ли он вернется сюда, в наш город.

— Вот тут–то вы как раз и ошибаетесь, — сказал мужской