будто бы немного сомневающихся. Оба рода древних, сильных и бесконечно гордых. Чувствую, икаться мне этот вечер будет еще долго.

Впрочем, без разницы. Спускать на тормозах такое нельзя. Это место, где народ пьян не столько алкоголем, сколько кровью, и только силу и будет уважать.

В отличие от меня, оба противника не были одарены магически, но я все равно заставил их надеть магические блокираторы, чем вызвал снисходительный смешок зала.

Смеяться они могли бы сколько угодно, но, во-первых, победа должна быть чистой, чтоб никакая сволочь не прикопалась, а во-вторых, если тут существуют артефакты, с легкостью меняющие личину, то, может быть, найдется и что-нибудь посущественнее?

Я вошел в клетку, дождался, пока эти два придурка войдут следом, демонстративно скрестил руки на груди и произнес:

— Нападайте.

Милославский презрительно фыркнул, а вот Голицыну повторное приглашение не потребовалось — он рванул на меня с впечатляющей скоростью и ловкостью. И имел бы все шансы пробить, но…

В этом зале мне никто не соперник.

Я просто уходил от контакта, легко скользя по арене, и успел описать полкруга, когда Милославский понял — вдвоем-то они меня точно забьют. Два-то всяко больше, чем один!

Дети…

Боярич, точно горный козлик, подпрыгнул к нам, замахиваясь прям на ходу. Удар у него, конечно, был поставлен, но чувствовалось, что за пределы тренировочного ринга парень не выходил. Так что замахнуться в нашем случае было лишь половиной задачи. Надо было еще попасть и, желательно, по противнику.

А если противник, типа меня, опытный боец, то два зеленых полудурка могут только мешаться друг другу и метелить друг друга в попытках достать третьего на арене.

Собственно, это у нас и происходило. Афина комментировала происходящее уже привычным бодрым тоном, зрители смеялись и улюлюкали, подбадривая каждый своего бойца, и мои противники отчаянно не могли нормально мне втащить ни полразика. Зато друг другу уже по паре раз случайно засветили.

— Удивительный бой, уважаемые зрители, еще ни разу не видела, чтобы так долго двое аристократов не могли забить одного простолюдина… — ехидствовала на фоне Афина, одна из немногих болеющих за меня.

Ладно, надеюсь, она успела принять достаточное количество ставок, потому что у меня там еще бумаги Лобачевского и Юрьев день не закончился.

Пора кончать этот балаган.

Москва, Бойцовский клуб, Паук

Сегодня Паук пришел в клуб больше из любопытства, чем из-за нужды. Его никто не приглашал, да и вообще он даже не знал, что новый владелец клуба общается с бойцами. Где сейчас Гриф, Паук догадывался, но спрашивать у этого ублюдка, где паучья расписка, мужчина не хотел.

У всякого есть предел моральных сил, и у Паука он давно кончился. Он не просто старался, он не думал о том, чем кормить семью, откуда брать деньги на лекарства и как смотреть в глаза жене. У Паука не просто кончились силы, казалось, он кончился сам.

Сегодня, как и вчера, и позавчера, и все предыдущие дни, он просто ушел гулять вечером из дома, чтобы сбежать от своей кошмарной реальности. И ноги сами принесли его в это проклятое место.

И он зачем-то вошел, зачем-то спустился в зал. Просто без какой-либо цели, лишь бы заглушить бесконечную безысходность в груди.

Но когда он увидел то, что там происходило, все уныние разом вышибло из головы. Этот пацан, тот самый, пожалевший Паука тогда на арене, теперь владелец клуба? И он спускается в клетку, чтобы сразиться сразу с двумя аристократами?

Паук знал, что богатенькие детки иногда приходили в клуб размяться и пощекотать нервы. Они все были зелены, но все прекрасно обучены. С ними было сложно драться долго — нужно было валить в первые минуты, пока мальчишки не распробовали вкус чужой боли и не понимали, что на самом деле они намного лучше того отребья, что выставлял против них Гриф с Афиной.

А этот парень, Мирный, он не был благородным. Он был простым человеком. Может ли простой человек в схватке победить двух неплохо подготовленных бойцов?

Раньше Паук думал, что ответ однозначный — нет, не может.

Но чем больше смотрел на клетку, тем больше сомневался в собственных убеждениях. И на самом деле это было странное ощущение — чувство восторга целой толпы. Они уже не были ни левыми, ни правыми, они с интересом наблюдали, что же сейчас произойдет там, внизу, позабыв о своих убеждениях.

Просто развлечение, шоу.

Бойцы довольно долго кружили по арене, но Паук понимал происходящее получше других — Мирный тянул время. Чем дольше в бою равновесие, тем больше случайных ставок сделают зрители.

И вот, наконец, когда критический градус зрительского накала был достигнут, бой сменился.

Мирный в одно короткое движение легко и без каких-то там красивых финтов взял в захват руку княжича. Точно в такой же, каким поймал Паука в свое время. Но теперь Мирный не жалел противника, он вывернул конечность до конца, и та, не выдержав, сломалась в нескольких местах.

Голицын завизжал.

По идее эта демонстрация силы должна была угомонить второго противника, но у Милославских всегда были какие-то проблемы со здравым смыслом, и боярич, наоборот, решил атаковать.

За что и поплатился.

Мирный с просто запредельной скоростью выдал какое-то невероятное количество ударов в несколько мгновений: в печень, селезенку, солнечное сплетение, челюсть… Он пробил все блоки боярича, и, честно говоря, финальный удар в челюсть был лишний — Милославский уже был в глубоком нокауте, но зато красиво падал, прям рядом со скулящим Голицыным.

Зал затих, замер, шокированно рассматривая итог боя.

А Паук вдруг подумал, что Мирный очень умный парень — тонко чувствует, когда надо ломать противника, а когда нет. Может быть, если засунуть остатки своей гордости куда подальше и прийти к нему с просьбой, он даст Пауку какую-нибудь работенку?

Бойцовский клуб, Александр Мирный

Я стоял под светом софитов, но рок-звездой себя не чувствовал. Я чувствовал себя на острие чужой атаки, в полушаге от мясорубки, которую могут устроить эти люди.

— Смотрите, как легко и просто можно сломать вас, стравив друг с другом, — произнес я, окидывая взглядом безликие зрительские ряды. Запредельная тишина позволяла моим словам разноситься свободно без лишних усилий. — Какое значение будут иметь ваши политические и религиозные убеждения, если вы будете валяться поломанными в дерьме, потому что кто-то третий сыграет на вашей придури?

Зал молчал, но молчал задумчиво. Хотелось бы верить, что мои слова дойдут если не до мозгов, то хотя бы до сердца.

— Мой клуб — это место для боя. Но не для потасовок и давки. Хотите сломать лицо оппоненту? Спускайтесь сюда