Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственная предпринятая им атака — на крепость, защищающую городок Затпен, — принесла ему большую личную утрату. В ходе ее погиб племянник Лестера Сидни, и даже пышные похороны, устроенные герою, не могли скрыть всей незначительности успеха этой операции.
«Деньги, деньги, не забудьте про деньги», — писал Лестер Уол- сингэму, и мольба эта красной нитью походит через всю переписку графа с дворцом. Елизавета обещала новые субсидии, но обещаний своих не выполняла, особенно когда выяснилось, что Лестер транжирит присылаемые ему средства, повышая содержание солдатам да и о себе не забывая. Но она-то далеко, в Лондоне, а он на месте, и лучше, чем кто бы то ни было, знает, сколько людям нужно на еду, не говоря уже о снаряжении и порохе. Достиг он голландских берегов во главе стойких солдат, а теперь под его началом были ослабевшие, больные люди, взывающие о помощи. Лестер делал что мог, даже из собственного кармана платил, но, поскольку он и без того залез в долги, возможности его были весьма ограниченны. Между тем лето — наилучшее время для ведения военных действий — подходило к концу, и осенью Верховного губернатора без шума отозвали в Лондон.
Отправился он из Флашинга в настроении чрезвычайно подавленном. Слава была совсем рядом, протяни руку — и за хвост ухватишь, и все-таки она ускользнула. Ему хватило мужества предстать пред очи ее величества, однако же в душе затаилась глубокая грусть и жалость к самому себе. Он подвел ее, и пусть сама Елизавета тоже несет ответственность за поражение, главная вина — на нем. Смертельно уставший, он ненадолго появился во дворце, а затем, оставив Елизавету в момент крупной перепалки с членами Совета, отправился в Бат на воды.
Взгляни — тоска да боль вокруг,
Война, и голод, и недуг.
Наш край исчах и изнемог…
Что ж дальше? Ведает лишь Бог!
В 80-е годы Англия была охвачена глубокой смутой. Тревогою дышало все: война или по крайней мере слухи о готовящейся войне, которые усилились, когда Лестер отплыл во Фландрию; громогласные проповеди священников-пуритан, призывающих мужчин и женщин твердо противостоять козням дьявола; устрашающий рост количества ведьм, грозящих «наводнить всю страну»; голод, побуждающий людей бунтовать, проклиная тяжкие времена, всяческих проходимцев и даже самое королеву.
Исчезла всякая уверенность, остались только слухи, предположения, тревожный шепоток. В специально выпущенной прокламации Елизавета предостерегала народ не доверять шептунам и распространителям сплетен, которых ждет суровая кара за подстрекательство к бунту. И тем не менее слухи множились, ибо то были времена, когда согласие в обществе исчезло, а в таких случаях молва все же утешительнее, чем страшное неведение. И всего утешительнее пророчество, пусть даже мрачное, ибо таким образом будущее как бы становится предсказуемым и потому доступным укрощению.
Королеве осталось жить всего несколько лет, а может, и месяцев. Умрет она насильственной смертью. Враг на пороге (разумеется, лишь совсем никудышный прорицатель не мог утверждать подобного). Приближается Страшный мертвец, который, поднявшись из могилы, перевернет существующий порядок и установит новый. Подобного рода предсказания, порой со ссылками на огромный том, иллюстрирован ный «картинами неизбежного будущего», особый отклик находили в среде крестьян с их погибшими урожаями и голодными детьми. Да, сколь бы устрашающими ни были такие пророчества, воспринимались они охотно, ибо за ними просматривалось нечто торжественно-мрачное, потустороннее, а оно облегчало тяжкую ношу повседневности, наполняло чувством благоговейного страха и вселяло веру в чудо.
Доверчивость англичан превосходила всякие мыслимые пределы. Они не только боялись будущего; им казалось, что каким-нибудь удивительным образом история перевернется и заставит воротиться в прошлое. Страшный мертвец ассоциировался в сознании многих с королем Эдуардом VI, которому вскоре предстояло вернуться в этот мир. «Восстань, король Эдуард, время пришло!» — восклицали предсказатели, и, словно откликаясь на призыв простых душ, он действительно появился — в облике целого ряда самозванцев. Всех их поймали и бросили в темницу, но народ успел увидеть их и выслушать, что только укрепило бытующую веру, будто мальчик-король жив. Никакой могилы Эдуарда VI нет, есть лишь брус железа, — утверждал один кузнец из Эссекса. Солдат, вернувшийся из Нидерландов, клялся, что Эдуард жив и благополучно здравствует — то ли в Испании, то ли во Франции. Еще кто-то, «человек простой и бесхитростный», уверял и соседей, и власти, что король Эдуард вовсе не умер в 1553 году, его подменили на смертном одре другим, а самого тайно переправили в Данию, где он сделался монархом.
Смутное прошлое возвращалось в разных формах, тревожа души англичан елизаветинской поры. Толковали, что у бездетной Марии Тюдор был-таки ребенок, его тайно вывезли из Англии на континент, где он и вырос в ожидании подходящего момента, чтобы заявить свои права на трон. А уж о том, что дети есть у Лестера с Елизаветой, говорили с самого начала ее царствования; в настоящее время якобы некий молодой человек, выдающий себя за их сына, представляется царствующим особам в католических странах Европы. Фантазия на грани святотатства овладела помутненным сознанием одного англичанина, называвшего себя «Эммануэлем Плаитагенетом», — в 1587 году его доставили к Сесилу. «Я — сын королевы Елизаветы от непорочного зачатия, — высокомерно заявил государственному казначею этот безумец. — И власть моя на небе выше, чем власть архангела Гавриила».
Все ждали конца света. История, перешептывались люди, явно подошла к исходу — ведь повсюду видны знаки, о которых говорится в Откровении Иоанна Богослова. Кометы, затмения, ливни, бури, метели! Даже из-под земли доносятся глухие удары. Действительно, в пасхальную неделю 1580 года в южной Англии случилось землетрясение, оставившее в стенах замков зияющие дыры и обрушившее церковные колокольни.
Над Кентом возник ужасный шум, напоминающий мощный раскат грома, и земля стала дыбом, и все посыпалось на землю. В Лондоне на головы людей, выбежавших на улицы, повалились камни с крыш и стен старых домов, а театральные здания зашатались так, что зрители в поисках спасения попрыгали с мест в оркестровую яму. В литании включили новые молитвы — заговоры от землетрясений, но людей устрашило не само бедствие, а этот знак грядущих катастроф.
Через три года, в воскресный апрельский день 1583 года, те же самые люди, что пережили землетрясение, вышли на улицу и, подняв очи горе, в благоговейном ужасе ожидали возникновения странных видений, знаменующих конец света. Сблизились орбиты Сатурна и Юпитера, что, по словам астрологов, предвещает либо крушение империй, либо вообще исчезновение мира. Многие стремились очистить свои души в ожидании Второго пришествия. Один современник отмечает, с какой страстью осеняли они себя крестным знамением, и лица их, обращенные к небу, просветлялись.
Но час шел за часом, небеса все не разверзались, и постепенно выражение благочестия на лицах сменилось кривой усмешкой, а к вечеру толпа и вовсе глумилась над астрологами, этими безумцами и дураками. И все же некое чувство сохранялось — у кого надежда, у кого страх. На каждого скептика приходился верующий: в расчетах произошла ошибка, но всего на несколько лет, к тому же надо учитывать и иные факторы, не только расположение планет. Новые вычисления породили новые ожидания. Конец света наступит в 1588 году. Уж это «почти точно».