Городишко был маленький, без автоматической системы управления транспортом, так что Майк управлял машиной вручную. Он вел ее точно на максимальной допустимой скорости, проскальзывал в просветы, которых Джилл даже не замечала, пока те не оказывались позади. И все это – без малейших усилий, словно играючи. Джилл такому только начинала учиться; Майк так растягивал свое время, что жонглирование яйцами в воздухе – или машиной в плотном потоке движения – становилось элементарнейшим делом; все окружающее двигалось с черепашьей скоростью, как при замедленном показе фильма. А ведь какие-то месяцы назад, подумала Джилл, этот же самый парень с ботиночными шнурками и с теми не мог справиться. Даже не верится.

Они молчали – очень трудно общаться с собеседником, чьи мысли двигаются совсем не с той, как у тебя, скоростью. Вместо этого Джилл думала о жизни, оставляемой ими позади, вспоминала ее в мельчайших подробностях, возносила ей хвалу – по-марсиански и по-английски. Новая жизнь ей очень нравилась. Раньше, до встречи с Майком, Джилл была рабыней часов, вечно боялась куда-нибудь опоздать, сперва – в школу на урок, потом – в училище на лекцию, потом – в больницу, к началу смены.

Карнавальный быт организован совсем иначе. Там ей почти ничего не приходилось делать в точное, определенное время – разве что несколько раз в день покрасоваться на подмостках. Майку было абсолютно безразлично, кормят его один раз в день или шесть и как там Джилл ведет домашнее хозяйство. У них была своя палатка; в некоторых городах они даже не покидали территории карнавала – так и сидели на ней до отъезда. Карнавал был теплым, уютным гнездом, куда не проникали беды и тревоги внешнего мира.

Само собой, территория карнавала вечно кишела посетителями, но Джилл быстро усвоила карнавальную точку зрения: посетители не в счет, все равно что рыбки аквариумные. Теперь она понимала и девушек-танцовщиц, которые, не испытывая ни малейшего смущения, выступали на сцене в весьма откровенных нарядах (а иногда и без них, если удавалось договориться с местными властями), а в свободное время вели себя чинно и скромно. Ведь для них посетители не люди, а лохи, чья единственная жизненная функция – выкладывать наличные.

Золотые карнавальные денечки. А ведь сперва, когда Майк только-только вышел – чтобы получить образование – в большой мир, дело складывалось значительно хуже. Их нередко узнавали и начинали преследовать, иногда репортеры, иногда какие-то люди, которые вдруг решили, что имеют полное право чего-то там от Майка требовать. Приходилось уклоняться, спасаться бегством, прятаться, зачастую с большими трудностями.

Нужно было что-то делать; Майк придал своему полудетскому лицу более зрелый вид, произвел еще некоторые изменения – благо трудностей это для него не представляло никаких. Новая внешность плюс тот факт, что они с Джилл стали держаться таких мест, где никто и никак не ожидал встретить Человека с Марса, обеспечили благословенный покой. Однажды, когда Джилл звонила Джубалу, чтобы сообщить очередной свой адрес, тот предложил удобную легенду, Джилл охотно согласилась и уже через несколько дней прочитала в газете, что Человек с Марса удалился в некий неназываемый тибетский монастырь.

«Тибетский монастырь» располагался в каком-то богом и людьми забытом городишке, это был гриль «У Хэнка», куда Джилл устроилась официанткой, а Майк – мыть посуду. Работа как работа, ничем не хуже медсестринской. Ноги у Джилл больше не болели, а посуда мылась у него очень быстро, особенно когда хозяин отлучался и Майк мог воспользоваться своими, специфическими методами. Здесь Джилл с Майком просидели неделю, а затем двинулись дальше, иногда работая на новом месте, иногда нет. И почти ежедневно ходили в какую-нибудь местную библиотеку, начиная с того момента, когда Майк узнал об их существовании. Прежде он считал, что у Джубала есть все изданные на Земле книги; неожиданная чудесная новость чуть не на месяц задержала их с Джилл в Акроне, штат Огайо. Все это время Джилл ходила по магазинам, тратила от скуки деньги – вцепившийся в книгу Майк был почти недоступен для общения.

Самым, пожалуй, веселым эпизодом этого плутания по стране было «Варьете Бакстера – Полный Оттяг». Джилл даже хихикнула, вспомнив тот раз, когда их – да в каком же это городе? – прихватили. Весь кордебалет, а за что, спрашивается? Ведь шоу всегда работало по точно оговоренным с местными властями правилам – ну там в лифчиках или без, при слабом свете или в сиянии прожекторов, да и все что угодно. И вдруг на тебе, пожалуйста. Невесть откуда взявшийся шериф запрещает представление, волочет девочек к судье, а тот уже вроде и готов их не только оштрафовать, но и упечь в каталажку, якобы за бродяжничество. Карнавал прикрыли, все карнавальщики дружно двинулись в суд, а заодно с ними и те люди, которым очень хотелось посмотреть на «бесстыжих женщин»; Майк и Джилл скромно пристроились в конце зала, у стенки.

Джилл тысячу раз вдалбливала Майку, что он никогда не должен делать ничего такого экстраординарного при людях, если есть опасность себя обнаружить. Но Майку вдруг грокнулось, что сейчас – один из критических моментов…

Зал взревел – и шериф, только что дававший (с прямо-таки непристойным удовольствием) показания о «непристойном поведении в общественном месте», и судья, со столь же непристойным удовольствием эти показания выслушивавший, предстали глазам собравшихся в почти полном (за вычетом фиговых листочков) костюме Адама. Зрелище воистину непристойное.

Началась суматоха, Джилл с Майком быстренько смылись, чуть не угодившие за решетку девочки – тоже; карнавал упаковал вещички и переехал в другой, не такой жульнический городок. Никто так и не связал волшебство с имевшимся под рукой волшебником.

А какие морды были у этой парочки, особенно у шерифа, раз увидишь – век не забудешь. Джилл мысленно окликнула Майка – напомнить, как смешно выглядел тогда провинциальный страж правопорядка, отвисшее волосатое пузо которого явно свидетельствовало о том, что обычно его стягивал исчезнувший корсет, но тут же осеклась; по не совсем ясной причине они могли поддерживать телепатическую связь только на марсианском языке – в котором отсутствовало понятие «смешно».

– (Да, Джилл?) – мысленно откликнулся Майк.

– (Ладно, потом.)

Вот и гостиница; Майк посадил машину на стоянку, и тут же – Джилл отчетливо это ощутила – его мысли потекли медленнее, с обычной скоростью. Жизнь в палатке среди карнавальщиков нравилась ей больше гостиничной во всех отношениях, кроме одного: там не было ванны. Душ – вещь неплохая, но набрать полную ванну горячей воды, забраться туда и отмокать – разве можно представить себе большее наслаждение? Поэтому иногда они устраивались в гостинице и брали напрокат машину. В отличие от Джилл, Майк не имел с детства привитой, почти инстинктивной ненависти к грязи. Теперь он был таким же чистым, как и она, – но только потому, что Джилл его перевоспитала. Чтобы поддерживать себя в безукоризненном виде, Майку не нужно было даже умываться, однако прошедшее время ничуть не уменьшило благоговейного восторга, с которым он погружался в воду жизни. (Кстати сказать, ходить в парикмахерскую Майку тоже не требовалось – достаточно было узнать у Джилл, какую прическу хотела бы она видеть на его голове.)