И тут Натан Ли понял, кого он имеет в виду. Бен, наверное, слышал их с Тарой через стальные стены. Он выдохнул.

— Девочка, — сказал Натан Ли. — Тара. Неандерталка.

Мир снова обрел вращение.

Иззи тоже расслабился.

— Я тебе никогда не говорил, — закончил Бен на своем диалекте. — Ты дал мне надежду. В первый раз. Второй был, когда ты вывел нас из-под земли на солнце. Я знал, что это твоих рук дело, как только услышал твой голос. А теперь ты даришь нам крылья. Ты понимаешь, о чем я? Ты уже ведешь нас за собой. Выходит, ты должен идти.

Как у него все просто. Натан Ли подвинул ему банку с бобами, протянул консервный нож и сказал:

— Открой-ка.

Все последующие дни они внедрялись в двадцать первый век. Комната стала напоминать свалку отходов. Натан Ли и Иззи тащили сюда все, что могло пригодиться клонам на диких просторах Америки. Фонари, вольтметры для всех типов батарей, бинокли, швейцарский армейский нож, спички, набор инструментов, монтировка, саморезы, средство для отпугивания москитов, рыболовные крючки, пакетики с чаем, лапша быстрого приготовления, термозащитное одеяло, книги и журналы, атлас, пластиковые бутылки, набор для определения степени загрязнения воды, рюкзаки, проволока, коробка армейских пайков с разогревом, светящиеся палочки, пара штанов с молнией, карандаши и точилка для них, бумага. Не все это было предметами первой необходимости, например туалетная бумага и часы. Но завалены были все углы.

Целый день ушел на изучение замков, следующий был посвящен компасу. В пустом коридоре Бен осваивал велосипед. Его учили читать дорожные знаки, символы, карты; различать цвета и сроки реализации на упаковках с пищевыми продуктами. Иззи составил небольшой англо-арамейский словарь с переводом самых распространенных надписей, которые встречаются на улицах: «Проход запрещен», «Высокое напряжение» и даже «Парковка запрещена», «Курение запрещено» и «Разворот запрещен». Не было никакого смысла ломать голову над тем, что вряд ли понадобится. По ночам Бен зубрил, корпел в камере над журналами «Нэшнл джиогрэфик», учился писать буквы алфавита.

Наконец Натан Ли решил, что Бен готов выйти на публику. Как-то днем тот появился во дворе… на велосипеде. Клоны замерли, как статуи. Он сделал три круга по двору, лавируя между застывших в шоке товарищей, дребезжа звонком, а затем остановился у костра. Вокруг волшебного аппарата потихоньку собралась толпа. Натан Ли наблюдал из тени дверного проема. Тут он ощутил, что и за ним наблюдают. Низко пригнувшись к земле, сквозь языки пламени в него вперил полный ненависти взгляд Иишо.

Каждый день Лос-Аламос покидала очередная горстка людей, чтобы спуститься в лагерь паломников. Либо они устали ждать неотвратимого, либо их манило примитивное христианство, либо они отправились в путь, чтобы облегчить страдания, либо прослышали, что среди осаждавших находятся родственники, которых они давно считали умершими. Все отлично знали, что красная от яда долина опасна для жизни и они рискуют никогда не вернуться за ограду и не получить пропуск в бункер-убежище. И тем не менее люди покидали город со спокойным сердцем, ведя грузовики с едой и медикаментами.

Лос-Аламос охотно отпускал их. Удерживать было бессмысленно, да и грузовикам требовались шоферы. А главное: была надежда, что эти отбывающие жители будут приняты как посланцы города света. Многие брали с собой мобильные телефоны и, пока были живы батареи, оставались на связи с друзьями и соседями по Месе. Как правило, они демонстрировали наигранную бодрость. Ведь, в конце концов, решение уйти они принимали сами. Спустя несколько дней голоса уехавших умолкали, переходя в область памяти.

К такого рода эмиграции относились как к эвтаназии. Люди с сочувствием воспринимали доводы отъезжающих, устраивали им душещипательные проводы, вспоминали старые добрые времена, сопровождали до ворот, давая им понять, что они сделали героический выбор. При всем этом их отъезды считались бессмысленной тратой жизни, едва ли не дезертирством. Никто не в состоянии был предположить, что собирались делать «эмигранты» там, куда шли.

Как-то утром о своем решении уйти объявил Иззи.

— Я получил сообщение от брата, — рассказал он. — Просто глазам не поверил. Он там, внизу, в лагере.

— Черт… — прошептал Натан Ли.

— Мы не виделись четыре года, он болен. — Иззи будто оправдывался. — Понимаю, работа еще не закончена. Но твой арамейский уже совсем неплох. Особой нужды во мне больше нет.

— Дело в другом, — сказал Натан Ли.

Это был конец.

— Я знаю… — тихо обронил Иззи.

Часть его существа страстно желала отговорить Иззи. Но будь Натан Ли на его месте, он бы тоже ушел.

— Мы с тобой неплохо потрудились, — улыбнулся Иззи. — Шутка ли: охватили две тысячи лет.

— Может, поговоришь с Мирандой, — сказал Натан Ли. — Ты ведь слышал о сыворотке «Серум-III». Пусть сделает тебе прививку.

— Она подействует только через сорок восемь часов, слишком долго. К тому времени брат может снова потеряться.

Взять с собой в лагерь видеокамеру была идея Иззи. Миниатюрное устройство будет транслировать сверхвысокочастотный сигнал через реку в город. Неизвестно, как на нее отреагируют фанатики, поэтому передатчик ловко замаскировали в потрепанном и не привлекающем внимания рюкзачке. Крохотный объектив крепился на гибком кабеле, который змейкой вился через волосы Иззи и вдоль дужки очков. Он был экипирован, как тайный агент. Куда бы Иззи ни смотрел, что бы ни слушал — они здесь, в Лос-Аламосе, это увидят и услышат.

Времени не оставалось, и прощаться пришлось впопыхах. Иззи не терпелось увидеться с братом, и в то же время он боялся, что спасует в последнюю минуту. Миранда подоспела к воротам, когда Иззи уже был на выходе, и порывисто обняла его.

— Ты все хорошо обдумал? — Она плакала.

— Миранда… — с болью проговорил Иззи.

Подмигнув Натану Ли, он получил еще одно объятие и сорвал поцелуй.

Словно сквозь волшебное зеркало, через «глаз» Иззи они спустились вниз по шоссе 502 за рулем большого грузовика с полным кузовом всякой всячины. Шоссе оставалось пустым, пока уклон не сошел на нет и дно долины не выровнялось. В отдалении они увидели мост, нескончаемую вереницу крестов и услышали, как выдохнул Иззи:

— Ну, пожелайте мне удачи.

На ближайшие несколько дней безликие массы обрели душу.

Через камеру Иззи в Лос-Аламос хлынули тысячи подробностей. До сих пор в городе полагали, что лагерь представляет собой нечто вроде храма под открытым небом: полный религиозного пыла, грязный, но все же не настолько плохой, каким кажется. На деле же оказалось, что условия там совершенно первобытные. Живые пребывали вперемешку с умирающими. Через микрофон Иззи долетали крики, молитвы нараспев, вой, призывы о помощи и песни — все смешивалось в белый шум.

Заросшие лица вплывали в объектив с дикими речами. Тела валялись там, где их застигла смерть, остальных несла вниз по течению Рио.