— Это нужно будет сделать обязательно, — заметил Клахар. — Цепенящее Жало не позволяет нарушать слово никому: ни своим рабам, ни своим владельцам.

— Хочешь сказать, что я обманщик? — потемнел Джок. — Надеюсь, что нет, — тебе же лучше. Иди и скажи Клашу, что я велел. Да, и приведи этого идиота Зошт… тьфу, не выговоришь, как его там… Шаха.

Клахар снова исчез во вратах. Переход быстро стал для него делом привычным, и задумайся над этим Джок, он решил бы, что это по меньшей мере странно: великий шаман играл Вратами как ребенок. Истер могла бы догадаться, что шаман ненавязчиво изучает Врата, старается познать их сущность, дабы, в случае удачи, овладеть секретами перехода. Но ни Джоку, ни Истер было не до того.

Длинный Лук проехал по лагерю. Порядок в орочьих войсках поражал: при пересечении Врат никто не потерялся, не отбился, не создал затора. На новом месте расположились все теми же десятками и сотнями — притом что каждый орк был ошеломлен обликом старого мира. Ночь они видели впервые в жизни — и темное небо, и звезды, и таинственные звуки бередили их варварские сердца. Может, говоря, что орки молятся, Клахар и преувеличил, но ненамного. Лес голов и хоругвей, редкие шатры, ни единого костра, широко раскрытые, устремленные вверх глаза — вот как выглядел этот лагерь.

Волчецы чувствовали себя неуютно, но хозяев слушались. Зверюга, несшая на спине Длинного Лука, даже среди них отличалась невозмутимостью. Длинный Лук выехал за пределы лагеря. Куда могла подеваться Истер? Ведь она где-то здесь, скорчилась под каким-нибудь камнем и размазывает слезы по лицу. Дрянная девчонка, это она ловко придумала: наговорить красивых слов про любовь, вскружить голову, а исподтишка наблюдать, как скоро адское железо высосет душу из «любимого» человека»! Да если бы не Клахар…

Джок остановил волчеца и снял с головы шлем. Потом помедлив, отстегнул стальные перчатки. Взъерошил вспотевшие волосы, подставляя их ночному ветерку.

Королю не пристало спешить с решениями. Он, кажется, правильно рассудил дело со Стражем, так почему сейчас, когда он думает об Истер, в голове вместо мыслей только бурление гнева? Почему само слово «любовь» вызывает только ярость?

Истер ведь признавалась, что прежде считала его никчемным человеком, но потом ее отношение к нему изменилось. Доспехи Рота она дала ему раньше. Любовь пришла под лучами вечного заката. Именно тогда Истер перестала говорить громкие слова о проклятии доспехов, вместо этого она говорила: что бы ни было — помни, что я тебя люблю.

Джок снова и снова вспоминал все случившееся, не замечая, что волчец, почувствовав настроение седока и решив заняться исследованием нового мира, потихоньку уносит его все дальше от лагеря. Джок вспоминал и сопоставлял слова и поступки — и не находил обмана со стороны Истер. Только одно не давало покоя: почему сама она могла использовать тайное могущество Душеглота, а ему не позволяла? Не доверяла ему? Возможна ли любовь при недоверии?

Ответить на этот вопрос Джок, сам никогда прежде никого не любивший и на влюбленных не смотревший, не мог. Оставалось решать, полагаясь на чутье.

А были ли вообще у Истер основания не доверять Длинному Луку — основания подозревать, что он может легко попасть в рабство к доспехам? Джок посмотрел на шлем и перчатки и, вдруг решившись, соскочил с волчеца и стал разоблачаться. Лег наземь колчан, звякнули о камни ножны с Душеглотом, рядом упал нагрудник. Джок внимательно прислушался к себе. Нет, вроде бы ничего не изменилось. Нет страха незащищенности, которого можно было ожидать, есть только хладнокровное осознание того, что он сделал себя слабее. Что ж, где опасность?

Он уже нагнулся к доспехам, чтобы вновь надеть их, но передумал. Помешало им самим изобретенное недавно (он и не заметил, когда именно) правило: королю не пристала поспешность решений. Он сел на камень и посмотрел на звезды — совсем как орк. Даже усмехнулся этому сравнению. Бессмертные звезды навели на мысли о бессмертных существах. Что там говорила Истер о судьбе Ангара и Коры? Черт, плохо думать о вещах, о которых ничего не знаешь. Но, судя по всему, судьба эта не из приятных… Почему она заплакала? Почему было приятно видеть ее слезы? Ах нет, он не видел их, но вообразил так ярко, будто видел. Почему? Ведь сам-то он любил эту девушку.

Любил? Джок постарался честно посмотреть себе в душу. Да. Ее, ученицу безумной Коры, ведьму, одержимую непонятными стремлениями, он любил. Ее, одинокую и гордую, преступницу и жертву, жестокую и нежную красавицу.

Господи, да разве не была она честна с ним, когда он был уже способен признать правду, когда правда была ему нужна.

От доспехов Рота нет защиты — но Истер самое себя пытается ставить такой защитой. Она рискует Джоком — но вместе с тем — и собой. Разве это не честно?

Он перевел взгляд на доспехи. Куски железа, за которыми стоит невыразимая мощь дьявольской хитрости. С ними можно покорить мир. А можно ли покорить их?

Волчец навострил уши и припал к земле, вглядываясь в темноту. Джок вскочил. Шерсть на загривке зверюги приподнялась, но тотчас опала: тварь признала своих. К Джоку подъехала взволнованная Истер.

— Что ты тут делаешь? Тебя все ищут… — начала она, но осеклась, разглядев в свете луны снятые доспехи.

— Истер, я… я хочу тебе кое-что сказать.

Ее глаза как будто вспыхнули во тьме.

— Ах, милый… — Ей хотелось спрыгнуть на землю и обнять его, но вести были важнее. — Только не сейчас. Я была одна, и Первозданная Сила принесла мне видение: пришелец уже почти достиг горы! Мы опаздываем. Тролли погибли, и пришелец может опередить нас…

— Какие еще тролли? О чем ты говоришь?

— Послушай меня, пожалуйста. Сейчас нет времени. После мы обо всем поговорим, а сейчас я должна ехать к горе, чтобы перехватить врага, быть может, завладеть кладом. С пришельцем двое спутников, магией никто из них не владеет, но кто-то явно помогает им, поэтому я никому не могу доверить эту задачу. Я беру с собой два десятка калунов, этого хватит с лихвой. А ты должен как можно скорее осадить Рэдхэндхолл. Веди орков туда, если найдешь отряды Вольницы — используй, как собирались раньше. К советам Клахара прислушивайся, но не слишком доверяй ему…

— Да, я уже догадался, — сказал Джок. — Очень уж вовремя он встрял со своей правдой.

— Я знала, что не ошиблась в тебе, — тихо сказала Истер.

— Ты видишь, я решил до поры до времени не надевать доспехи. Помоги мне сложить их в мешок.

— Прости, милый. Я должна отправляться в путь прямо сейчас.

— Да, конечно. Удачи тебе.

— И тебе тоже! — выдохнула она и послала волчеца к лагерю, только крикнула, обернувшись в седле: — Помни!..

За этим словом крылось многое. И Джок, провожая глазами ее тающую в лунном свете фигурку, прошептал:

— Я не забуду. Я ничего не забуду, Истер… Положись на меня.

Через два дня между Джоком по прозвищу Длинный Лук и вождем Дома Калу состоялся малоприятный разговор. Дело было перед рассветом. Войско союзных кланов наслаждалось сном, а Джок в нетерпении бродил меж костров и раздражал караульных поминутными проверками. Это была не бессонница, он вообще не чувствовал усталости, хотя за двое суток позволил себе спать не более пяти часов. Орки с виду не возражали, и Джок позволял им отдыхать немногим больше, чем себе. Он был не против привалов в полуденные часы, но ночные решительно не одобрял, уступая только еще более решительным заявлениям Клахара, что без них армия быстро свалится с ног.