здесь и раньше, видела «Гамлета». Он тут же ее пригласил на ближайшие «Десять дней», а она ответила, что в этот вечер идет на Малую Бронную. Ну, на Бронную он и подъехал к концу спектакля. Так всё и началось…

Дон Гуана возрождает любовь. Но считать, что впервые по-настоящему он испытал это чувство, встретив Дону Анну, — упрощение. Любил он и бедную Инезу с черными глазами, и «коллегу» по искусству Лауру, такую же артистичную, раскованную и «отвязную», как он сам. Любовь является ему в разных обличьях, и все его любовницы общим числом одна тысяча три (такая, кажется, статистика) вместе составляют Женщину с большой буквы. Всякий раз встреча с Любовью — это уход от смерти. Любовь есть благо, благодать, что и означает имя «Анна». Этот смысл Пушкин точно имел в виду, поскольку к одной реальной Анне обращался с эпиграммой «Нет ни в чем вам благодати…».

«На совести усталой много зла, быть может, тяготеет. Так, разврата я долго был покорный ученик, но с той поры, как вас увидел я, мне кажется, я весь переродился. Вас полюбя, люблю я добродетель…» Значит ли это, что Дон Гуан готов «перевоспитаться», жениться и стать добропорядочным господином? Нет, конечно. «Добродетель» на его языке не мораль означает, а добро, которым движется жизнь. И воплощением всего светлого для него в этот момент стала Анна.

Командор — не кара, не возмездие, а Смерть, вызов которой он бросал столько раз. Придет эта статуя, никуда не денется, и все равно будет страшно… Одно утешение — умереть влюбленным, с именем своей Доны на устах… Дон Гуан — формула настоящего мужчины, в котором в итоге примиряются жажда разнообразия и способность к единственной любви.

Роль большого масштаба, много своего можно в нее вложить. Но весь в нее, однако, не вместишься, поскольку любовь — это еще не вся жизнь.

На исходе семьдесят восьмого года Высоцкий дважды выступает в высотном здании МГУ на Ленинских горах[1]. Позвали его туда геологи, поклонники бардовской песни. Как потом выяснится, у них были большие трудности двоякого рода. С одной стороны, надо было навешать лапшу на уши начальству и запланировать некую лекцию на тему «Музыка и гитара в спектаклях Театра на Таганке». С другой стороны, опасение чрезмерного ажиотажа. Только объяви, что выступает Высоцкий, — разнесут любую аудиторию. Так ребята на хитрость пошли: объявили, что выступает Золотухин.

Большая аудитория на шестом этаже. Импровизированная сцена из нескольких столов. Появление Высоцкого публика встречает неистовым ревом: такого сюрприза никто не ожидал. И — полная тишина, когда гость без лишних предисловий начинает петь: «На братских могилах не ставят крестов…» Так, на одном дыхании, слушают всю программу — вплоть до песни «Спасите наши души». После нее выходит студентка с букетом. Потом бедную девушку даже ругали: мол, из-за твоего букета он больше ничего не спел. Зря ругали: Высоцкий, как известно, «на бис» не поет.

Дарят ему камень — горный хрусталь, ведут пить чай. По дороге подскакивает одна тетя со словами: «Ой, Владимир Семенович, большое вам спасибо! Вы меня извините, я была о вас такого плохого мнения…» Вот ведь простота хуже воровства. Сколько раз такие тети и дяди душу ему царапали. Нет, хватит терпеть. И Высоцкий на ходу отчетливо произносит:

— А нечего слагать свое мнение о человеке по сплетням и слухам.

От геологов — к географам, на двадцать первый этаж. И там аншлаг-переаншлаг. Высоцкий показывает публике только что полученный сувенир со словами:

— Геологи подарили мне камень. Надеюсь, что вы подарите мне материк…

Что примечательно, геологи на этом не успокаиваются. Присылают гонца справиться, не обиделся ли он на букет. Да о чем речь! Вот вам — на листе бумаги мой профиль-автограф и к нему экспромт:

Стих без гитары — а капелла,

И мысль без соли не остра!

Пишу о том, что накипело,

А накипело: «Всем добра!»

Александр Тюрин и Сергей Фролов решают пригласить Высоцкого еще раз. Он соглашается прийти шестнадцатого декабря. Но ребята как-то позабыли предупредить, что выступление — на том же факультете, перед той же аудиторией. Об этом Высоцкого извещает их посланец, когда они с ним едут в такси. Да еще просит «немного изменить репертуар»! После такого остается только скомандовать таксисту: «Поворачивай назад!» А Виталий этот не растерялся и говорит водителю: «Я заказывал такси. Вот и слушай меня. Вперед!»

Вот черти… Ну ладно… Будем импровизировать.

Нет худа без добра: выступление получается хоть и несколько сумбурное, зато необычное. Завязку он избирает такую: о песнях, которые писались для фильмов, но не вошли туда. Потом, конечно, и песни идут самые разные, и вопросы от публики неожиданные. И ответы тоже — такие, которые еще не гуляют в магнитофонных записях по всей стране. Спрашивают, например: в какие театры ходите?

Начинает Высоцкий в вежливо-дипломатичном тоне, упоминает спектакли Эфроса. А потом вдруг делает такое признание:

— Я обычно, опасаясь влияний, не хожу в театры. И во время, когда работаю над новой какой-то особенно вещью, постановкой, я не хожу смотреть ничего.

И ведь точно! Для актера всегда существует опасность собезьянничать. И многие часто становятся чьими-то близнецами, двойниками. А в поэзии не то же самое? Прочитает человек тысячу хороших, но чужих стихотворений — и пошел составлять как бы свое из готовых строчек. Это не значит, что лучше быть «девственным», как Иван Бездомный. Традиции знать надо, но, когда ищешь свою колею, лучше все чужое забыть, отодвинуть на второй план сознания.

Или вот спрашивают про его отношение к Алле Пугачевой. Высоцкий честно отвечает: отношусь с уважением. Как исполнительница песен она очень любопытна, актерски над песней работает. Еще бы ей больше разборчивости в выборе материала…

А вот вторая половина этой записки вызывает у него раздражение: «…Она, как и вы, разговаривает со зрителем, доверяет ему и поверяет самые сокровенные чувства».

Огласив сей текст, Высоцкий решительно отказывается от отвешенного ему на пару с Пугачевой расхожего комплимента:

— Видите ли, в чем дело — я вам сокровенных чувств не поверяю… Я считаю, что это лишнее — поверять сокровенные чувства. Нужно, вероятно, делиться с людьми своими мыслями по поводу того, что их тоже интересует. А если я буду рассказывать свои сокровенные чувства, они вам могут быть совсем не интересны. Так можно докатиться до разговоров о том, кто с кем, кто как, кто когда и где…

Неужели не понимают, что у Высоцкого главное — мысль? А «чуйства» там всякие — это всего лишь топливо,