Взял с подноса Фросин пирожок и начал жевать, умом понимая,что пирожок был вкуснейший. С таким же успехом, впрочем, старшина ЕфросиньяДроновна могла бы запечь в тесто опилки. Посмотрев на Кудеяра, Лев Поликарповичотхлебнул большой глоток остывшего чая и тоже взял пирожок. Никогда ещё учёныйи спецназовец с такой ясностью не читали мысли друг друга. Оба подумали ободном и том же. О том, как Глебка закрывал собой Звягинцева и Веню, нацеливаябоевой лазер на нечто; ползущее из подземелья. И о том, как позавчера винститутском буфете Андрей Александрович Кадлец (пожалуйста, с ударением напервом слоге!) в разговоре с кем-то нечаянно обронил: «А что Буров? Биомасса.Биологический материал. Пускай теперь опыты ставят, хоть на что-то будетпригоден…»

И Скудин, и Звягинцев об этом знали. Знали (не слепые же!) ио совершенно хулиганских приготовлениях своих подчинённых. Но друг с другом обэтом не говорили и вообще делали вид, будто ничего не заметили. Хотя обасобирались в случае чего брать вину на себя.

Андрей Александрович Кадлец, заместитель директора по общимвопросам, ходил на работу с серебристым кейсом ужасно авторитетного, нупрям-таки сверхсекретного вида. С пятизначным цифровым замочком. Понепроверенным слухам, швейцарского производства. Скажи кому: «ядерныйчемоданчик», – поверят. Что он в нём такого стратегического таскал,оставалось неведомо никому. Списки мётел и швабр? Документацию на унитазы?..

Ровно в шестнадцать сорок пять долговязый Веня Крайчик взялна руки Кота Дивуара и подсадил его в вентиляционное отверстие, загодяосвобождённое от решётки. Кот принял свою долю как должное и по-деловомуустремился вперёд.

– Бду, бду, бду! – напутствовала его Виринея. Еёголова в нимбе рыжеватых волос уже склонилась над окулярами, в которыхдёргалась и качалась картинка с «рыбьего глаза» маленькой видеокамеры. Альбертнегромко диктовал маршрут, стоя рядом с листом бумаги и – для страховки – сворохом синек. Кот Дивуар галопом мчался по воздуховоду. Его целью былзамдиректорский кабинет. Кот знал это даже и без подсказок зеленоглазой Богини,чей голос звучал из крохотного динамика возле его уха.

Виринею же интересовало одно. Совпадут ли пять цифр, которыев итоге выдаст послушная техника, с теми, что она выудила, так сказать, прямоиз головы Кадлеца нынче угром на проходной? Или не совпадут?..

Едва «Волга», уйдя с Московского, проехала полквартала, какдвигатель стал троить, потом дёргаться… и наконец заглох. Самым бесповоротным ирешительным образом.

– Смотрите-ка, Иван Степанович! Даже до перекрёстка недотянули… – Невозмутимый Федя включил поворотник и, пользуясь инерциейтяжёлой машины, начал прижиматься к поребрику. – А раньше только иномаркиздесь глохли, помните?

Скудин молча кивнул.

«Волга» одолела ещё с полсотни метров и остановилась…

Есть анекдот. Страдающий депрессиями мужик приходит к своемупсихиатру. «Доктор! – говорит он в восторге. – Вы представляете,сегодня я уронил бутерброд, и он шлёпнулся на ковёр… маслом вверх!!!» – «Э-э,батенька, – печально говорит врач, – это вы его намазали не с тойстороны…» Ну так вот, нынче пресловутый закон бутерброда был явлен во всейкрасе. Исчерпав инерцию, «Волга» замерла посреди лужи. И какой лужи! Помостовой текла дымящаяся жидкость, в воздухе явственно отдавало сортиром.Где-то неподалёку прорвало магистраль…

– Ну такую мать! – Федя повернул ключ зажигания,надеясь выехать «на стартёре»… всё тщетно. Стартёр, как и двигатель, былбездыханно мёртв. Заодно с ними, по-видимому, накрылся и весь законэлектромагнитной индукции.

– Ладно. Я ненадолго… – Придерживаясь рукой,Скудин завис на порожке машины, потом оттолкнулся так, что «Волга» присела изакачалась. Выпрыгнул на сушу и, не оборачиваясь, пошёл по направлению кпожарищу.

Посмотрев ему вслед, Федя обречённо вздохнул и, потянувносом воздух, сплюнул в окошко. Потом поднял стекло. В приёмнике, как иследовало ожидать, вместо радиостанций немузыкально шуршали помехи. И впередимаячила перспектива толкать машину из говённого разлива… «Ну и зарасти оно всёлопухами». Федя поудобней устроился на сиденье, всунул руки в рукава, потомучто «Волга» необъяснимым образом выстывала, и принялся ждать. Ради ИванаСтепановича он был готов и не на такое.

А Иван шёл по пустынной, словно вымершей улице и чувствовалсебя неуютно. В точности как на мушке у снайпера. Ни прохожих, ни машин, нисветящейся мишуры киосков. Только мусор на асфальте, жухлая трава газонов дапорванные, кое-где провисшие до земли провода. Всё какое-то блёклое,безрадостное… И осень тут по большому счёту была ни при чём.

Зато бетонная изгородь вокруг сгоревшего института пестрелавсеми цветами радуги. Лозунги, призывы, политические бредни… свидетельстванеудовлетворенных желаний… Скудин читать их не стал. Развернув целлофан,вытащил нежно-лососёвую розу и бережно опустил цветок в щель между каменнымисекциями забора. Глаза его непроизвольно отыскали окно, чёрную безжизненнуюпробоину на закопчённом скелете фасада. Окно, в которое когда-то смотрелаМарина…

– Спи, родная… жди меня. – Иван вздохнул,собираясь возвращаться к машине… и тут ему вдруг показалось, что контуры зданияначали расплываться, терять незыблемую железобетонную чёткость. Так бывает,когда на глазах слезы, но он-то и не думал пускать слезу! «Что за хрень?!»Скудин, выругавшись, моргнул, и башня сразу сделалась привычной, вновьпревратившись в угловатый пятнадцатиэтажный огарок. Остов, сделанный из особопрочного бетона и бронированного стекла и оттого частично устоявший передогнём… «Никак уже глюки пошли?» Иван тронул влажную плиту, почувствовалшероховатость бетона, с облегчением вздохнул… и вдруг услышал человеческийголос.

– Эй, а это кто там нужду в общественном местесправляет? Вот я тебя сейчас по мелочи!!![163]

Орали с противоположной стороны улицы. Хриповато,начальственно. С некоторой долей иронии. Тембр голоса, артикуляция и интонацияпоказались Скудину знакомыми. Усмехнувшись, он не торопясь повернулся… Он ужезнал, кого конкретно увидит. И точно. Участковый майор Собакин был пьян ещё совчерашнего, но улыбался и приветственно делал Скудину ручкой. На плечах егокрасовались новенькие капитанские погоны. «Капитанские?..»

– А я тебя сразу признал, даже со спины. –Милиционер перешёл улицу и протянул Скудину цепкую короткопалую ладонь: – Ну,давай краба, гад ты ползучий, несчастье всей жизни моей.

Сказано это было с такой естественностью и прямотой, чтоКудеяр, давно, кажется, отвыкший удивляться каким-либо человеческимпроявлениям, не удержался:

– А чего это ты меня за гада-то держишь?

– Не «держу», ты и есть гад ползучий. – Собакинвызывающе оскалился в дружелюбной улыбке и начал обосновывать свою точкузрения. – Ты мне двух клиентов подкинул? Скажешь, не ты? Говорил,подполковника отвалят и начальником отдела сделают? Говорил! А они, едрёнавошь, депутатскими помощниками оказались. Слыхал, может, Хомяков такой? Всё занауку радеет?.. А потому мне за них отвалили не подполковника, а звездюлей.Вот, сделали капитаном… Хорошо, не педерастом. Клавдии Киевне через это дело несмею на глаза показаться, боюсь, презреет меня… Ну не гад ты ползучий послевсего, а?