Эта «тройка» имела право выносить внесудебные приговоры (в т. ч. и смертные) «альбомным способом». Органы ОГПУ, проведя следствие на местах, отсылали в Москву лишь справку с фотографией обвиняемого, кратким изложением преступлений и предложениями о возможной мере наказания. На Лубянке же принимали окончательное решение о дальнейшей участи очередного «шпиона, монархиста, диверсанта и вредителя». О масштабности операции 1927 года можно судить по следующим цифрам: на Украине было арестовано 1226 человек, в Белоруссии 602 человека арестовали, 830 человек обыскали (по данным ГПУ Белоруссии в это число вошли «…преимущественно жители деревень и местечек, разложенные годами немецко-польской оккупации и театра военных действий, являющихся объектом особого внимания польской и латвийской разведок»), в Северо-Кавказском крае арестовали 1519 человек, обыскали 1500 человек и еще 2216 человек намечалось подвергнуть аресту. Руководители региональных органов ОГПУ приветствовали решение о проведение массовых операций. В отчетах местных органов ОГПУ в Центр постоянно мелькали эпитеты — «успешная», «интересны результаты», «наглядно показала правильность наших утверждений» и т. д[707].

Один фрагмент из письма полпреда ОГПУ по Западному краю Р.А. Пилляра в адрес Менжинского: «1) операция подтвердила на 70–80 процентов имевшиеся агентурные сведения, и результаты проведения следствия заставили уже провести по ряду дел дополнительные аресты; 2) усилилась агентура; 3) операция произвела некоторую чистку от антисоветского элемента, нанесла удар антисоветской общественности, хотя с другой стороны замечено и углубление подполья; 4) операция вызвала определенный подъем среди рабочих, красноармейцев, лояльно настроенных служащих, а также в советских слоях деревни, так имеются случаи, когда крестьяне за 10–15 верст специально приходят в органы ОГПУ с заявлениями и требованиями изоляции антисоветского элемента»[708].

В этом же письме Пилляр просил упростить сложную на его взгляд систему утверждения приговоров. Попенял он и на излишнюю «въедливость» представителей «Центральной тройки», членом которой был А.Х. Артузов: «Послал в ГПУ со специальным человеком протокол и дела. Утвердили все приговоры за исключением одного товарища, которого я послал, продержали 5 дней. Протокол проходил через аппаратную «тройку» (Артузов, Дерибас, Фельдман), которая заставила докладывать по существу… Можно было бы упразднить эту процедуру, мы вполне можем нести политическую ответственность за правильность той или иной меры наказания в отношении лиц, проходящих по нашим делам»[709]. Следует сказать, что с подобным мнением согласились бы многие из руководства центрального аппарата и региональных подразделений ОГПУ.

Настаивал на масштабных репрессиях и полпред ОГПУ по СКК Евдокимов. Он просил у «тройки», по возможности приговоры в отношении казачества «в сторону смягчения не изменять». По его мнению, казачество в краю является реальной антисоветской силой, а потому «…на случай внешнего столкновения… совершенно целесообразно от них избавиться»[710].

Проведение массовых операций затянулось до конца 1927 года. На острие этих чекистских мероприятий всегда находились сотрудники КРО ОГПУ и их руководитель А.Х. Артузов. Он участвовал в подготовке планов, устанавливал сроки проведения операций, их масштабность, участвовал в работе аппаратной «тройки», выносящей внесудебные приговоры. Нередко именно его решения были окончательными. 21 ноября 1927 года ГПУ Украины начало проводить массовую операцию «по петлюровцам». Поначалу украинские чекисты предложили отложить на 3–4 месяца проведение акции, чтобы «…оперативные разработки были более корректированы». Артузов же счел подобные доводы малоубедительными, заявив руководству ГПУ УССР: «Лучше не откладывать операцию… а провести сейчас и исправить ее для массовой вербовки». В помощь украинским чекистам он распорядился послать своего заместителя Я.К. Ольского[711].

Однако следует признать, несмотря на победные реляции ОГПУ так и не удалось выявить сколько-нибудь существенные контрреволюционные и шпионские организации, а также агентуру иностранных разведок.

Сталин же давал распоряжение руководству ОГПУ ликвидировать агентов английской разведки в стране. Вот что он писал 23 июня 1927 года в шифрограмме председателю ОГПУ: «Агенты Лондона сидят у нас глубже, чем кажется, и явки у них все же остаются… повальные аресты следует использовать для разрушения английских шпионских связей»[712]. Еще ранее (1 июня 1927 года) с аналогичным предложением выступил председатель СНК СССР А.И. Рыков. На Пленуме Московского совета он огласил письмо английского консула Престона в британскую коммерческую миссию в Москве: «Дорогой Джерамм! Я думаю, что наши шифры получены по приказу Питерса, в связи с письмом от 7 апреля. Я постараюсь найти то, что нужно относительно Вашего Дайагеза. Получение нужной нам информации не является легким делом для меня, ибо мои русские птенцы, которых я посылаю на такого рода поручения, подвергаются серьезной опасности, что ГПУ их повесит или четвертует». По мнению руководства страны, это письмо было не чем иным, как прямым доказательством шпионской деятельности англичан.

К концу 1927 года сотрудникам КРО ОГПУ все же удалось обнаружить «русских птенцов» английской разведки. В октябре 1927 года центральные газеты СССР опубликовали сообщение ОГПУ «О деле английских шпионов», где утверждалось, что КРО ОГПУ раскрыло шпионскую деятельность бывшего коммерческого апаше, а затем секретаря британской миссии в Москве Э.В. Чарнока.

Английский дипломат организовал сбор сведений об общем состоянии РККА, дислокации воинских частей, организации мобилизационной готовности военной техники, а также данных об экономическом положении в СССР. Главными поставщиками информации выступали сыновья известного московского миллионера Кирилл и Владимир Прове. Один из братьев (Кирилл) служил делопроизводителем в батальоне охраны РВС, другой — сотрудником Аэродинамического института. Им помогали в «шпионстве» юрисконсульт Управления делами РВС В. Корепанов, старший писарь батальона охраны РВС Н. Нанов и инструктор спецшколы Управления военно-воздушных сообщений НКО Н. Подрезков[713].

По оперативным материалам КРО ОГПУ среди агентов Чарнока оказались и расстрелянные в июне 1927 года — бывший иностранный информатор финансово-экономического бюро Госбанка СССР В.А. Евреинов, заведующий складом «Конкордия» А.Е. Скальский, служащий «Москвинпрома» Н.А. Карпенко (хотя ранее их числили за английским консулом в Ленинграде Престоном). Лишь в сентябре 1992 года Главная военная прокуратура РФ прекратила уголовное дело в отношении Евреинова. Позднее (в декабре 1992 года) были реабилитированы Скальский и Карпенко[714].