Остановились у светофора, и левая рука Фриски за водительским сиденьем прицелилась воображаемым револьвером в четырех вооруженных полицейских, сошедших с тротуара и не спеша направлявшихся к машине. Тэбби мгновенно понял этот жест, и Джонатан почувствовал, как он откинулся на спинку и расстегнул средние пуговицы куртки.

Полицейские были внушительного вида. В отглаженной форме из легкой ткани цвета хаки, с нашивками и планками, с «сальтерами» в блестящих кожаных кобурах. «Вольво» Роупера проехала вперед и припарковалась в ста ярдах от них.

Зажегся зеленый свет, но двое полицейских по-прежнему загораживали машине путь, а третий говорил с шофером, пока четвертый грозно глядел внутрь. Один из передних полицейских уже осматривал шины. Машина закачалась, когда другой решил испытать на прочность подвеску.

– Думаю, джентльмены хотели бы получить маленький подарок, правильно, Педро? – спросил Фриски водителя.

Тэбби стал хлопать себя по карманам. Полицейские запросили двадцать долларов. Фриски протянул водителю десять, и тот передал их по назначению.

– Какая-то сволочь обчистила меня в лагере, – пожаловался Тэбби, когда они тронулись.

– Хочешь вернуться и найти его? – спросил Фриски.

– Мне бы в туалет, – сказал Джонатан.

– Пробку тебе в зад, – буркнул Тэбби.

Следуя за машиной Роупера, они въехали на североамериканскую территорию с газонами, белыми церквами, кегельбанами и юными армейскими женами в бигуди и с колясками. Вырулили на приморский бульвар и покатили вдоль ряда розовых вилл застройки двадцатых годов с гигантскими телевизионными антеннами, неприступными заборами и высокими воротами. Незнакомец в первой машине следил за номерами домов.

Повернули за угол. Началась парковая зона. На море грузовые, пассажирские и нефтеналивные суда ждали своей очереди на вход в канал.

Первая машина притормозила перед старым домом, прячущимся в деревьях. Водитель посигналил. Дверь открылась, и вышел узкоплечий человек в белой хлопчатобумажной куртке. Лэнгборн опустил стекло и велел ему сесть в заднюю машину. Фриски подался вперед и открыл дверцу. В проеме мелькнуло лицо интеллигентного молодого человека арабского типа в очках. Ни слова не говоря, он скользнул на сиденье.

– Как живот? – спросил Фриски у Джонатана.

– Лучше, – сказал Джонатан.

– Так и держись, – велел Тэбби.

Они выехали на прямую дорогу. Джонатан учился в армейской школе, очень похожей на то, что он видел сейчас. Справа тянулась высокая каменная стена с черной змейкой кабеля и тремя рядами колючей проволоки.

Ему вспомнились Кюрасао и дорога к докам. Слева появились щиты: «Тошиба», «Ситизен», «Тойлэнд»[33]. «Так вот где Роупер покупает свои «игрушки», – почему-то подумал Джонатан. Нет, покупал он их не здесь. Здесь он получал вознаграждение за тяжкие труды и вложенную наличность.

Арабский студент зажег сигарету. Фриски нарочито закашлялся.

Первая машина проехала под аркой и остановилась. Вторая тоже.

– Паспорта, – сказал шофер.

У Фриски был свой и Джонатанов. Арабский студент поднял голову так, чтобы полицейский узнал его. Их пропустили, и они въехали в свободную зону Колон.

Переливающиеся витрины с драгоценностями и мехами напоминали вестибюль герра Майстера. Рекламы торговых фирм со всего мира и чистые голубые стекла банков сияли на фоне закатного неба. Блестящие машины неслись по улицам. Чудовищные контейнеровозы разворачивались и пятились и пускали выхлопные газы на запруженные пешеходами тротуары. Розничная продажа в магазинах была запрещена, но все продавали в розницу. Панамцам запрещалось здесь покупать, но улицы были заполнены панамцами самых разных оттенков, в основном приехавшими на такси, потому что таксисты умеют все устраивать наилучшим образом.

Каждый день, сообщил как-то Джонатану Коркоран, в зону приезжают обычные ребята с голой шеей, голыми запястьями и голыми пальцами. Но к вечеру вид у них такой, словно они собираются на свадьбу – в сверкающих браслетах, ожерельях и кольцах. Покупатели со всей Центральной Америки летают туда-обратно, и таможня их не трогает. Некоторые тратят по миллиону долларов в день и еще откладывают на следующую поездку.

Первая машина въехала в темную улицу, где находились товарные склады. Вторая следовала за ней вплотную. Дождевые капли катились по ветровому стеклу, как жирные слезы. Незнакомец в шляпе изучал имена и номера: «Ханс коместиблз», «Макдоналдс аутомотор», «Хой Тин фуд энд бевередж компани», «Тель-Авив Гудвилл контейнер компани», «Эль Акбарс фэнтэзиес», «Хеллас агрикалчерал», «Ле Барон оф Пэрис», «Тейст оф Коломбия лимитед, коффи энд коместиблз».

Потом сто ярдов черной стены и надпись «Орел», около которой они и вышли из машины.

– Мы что, зайдем внутрь? Может, там есть очко? – спросил Джонатан. – Мне опять невтерпеж, – добавил он специально для Тэбби.

* * *

Очутившись на неосвещенной улице, они чувствуют себя скованно. Тропические сумерки спускаются очень быстро. Небо пылает цветными неоновыми огнями, а на дне этого узкого серого ущелья, где кругом одни глухие стены, по-настоящему темно. Все смотрят на человека в шляпе. Фриски и Тэбби не отходят ни на шаг от Джонатана, а Фриски еще и положил руку ему на плечо – мол, я тебя не держу, Томми, просто чтобы никто не потерялся.

Арабский студент пошел вперед догонять переднюю группу. Джонатан видит, как человек в шляпе ныряет в черноту дверного проема. Лэнгборн, Роупер и студент следуют за ним.

– Пропади ты, – бормочет Фриски, и они идут вперед.

– Мне бы только где-нибудь присесть, – тихо говорит Джонатан, но рука Фриски очень больно сжимает его плечо.

В конце кирпичного коридора, увешанного плакатами, которые из-за темноты невозможно прочесть, маячит отраженный свет. Они доходят до поперечного коридора и сворачивают налево. Свет становится ярче и наконец приводит к застекленной двери, над которой прибита фанера, скрывающая какую-то надпись. Пахнет мелочной лавкой: веревкой, мастикой, дегтем, кофе и льняным маслом.

Дверь открыта, они входят в шикарную приемную. Кожаные кресла, шелковые цветы, прозрачные пепельницы. На центральном столе – глянцевые каталоги товаров Колумбии, Венесуэлы и Бразилии. А в углу – скромная зеленая дверь с пастушком и пастушкой, гуляющими по керамической лужайке.

– Тогда мигом, – говорит Фриски, проталкивая Джонатана вперед, и Джонатан целых две с половиной минуты, по его часам, испытывает терпение своих охранников, сидя на унитазе и быстро исписывая листочек бумаги, лежащий на колене.

Они переходят в основной офис, большой и белый, с замаскированной подсветкой, дырчатым потолком и круглым столом, на котором, напротив каждого пустого стула, приготовлены, как столовые приборы, ручки, промокашки и стаканы. Роупер с Лэнгборном и тот, кто их сюда привел, стоят по одну сторону, и провожатым – теперь его можно рассмотреть – оказывается Моранти, но что-то случилось с ним, будто его сжигает огонь нетерпения или ненависти, бросающий мрачный отсвет на лицо. На другом конце комнаты, у второй двери стоит жирный фермер, которого Джонатан заприметил на утреннем военном смотре, и рядом – опять матадор, с одним из богатых хмурых мальчиков в кожаной куртке. А по стенам – еще шесть таких же мальчиков, все в джинсах и кроссовках, все подтянутые и бодрые после долгого пребывания в Фаберже, каждый осторожно прижимает миниатюрный автомат «узи».