А уж совсем по ближним, подпущенным в упор, били «трехдюймовые» короткоствольные «полковушки» (эти без особого успеха), оглушающе-звонко тявкали батальонные 37-мм ПТО батареи старшего лейтенанта Богомазова. Вот от их меткого попадания загорелся один фашистский танк, застыл с перебитой гусеницей второй…

Но и батарея несла потери. Убит наводчик первого орудия, его место занял политрук батареи. Раненые наводчики Данилов и Буров не покинули своего боевого поста. Батарея вела снайперский огонь. Только орудие сержанта Адышкина уничтожило четыре танка…

И все же часть боевых машин врага прорвалась в глубину нашей обороны. И здесь свое веское слово вновь сказали истребители танков, возглавляемые помощником начальника штаба полка капитаном З. С. Багдасаровым.

Они усовершенствовали тактику борьбы с танками бутылками и действовали теперь уже попарно. Если промахивался один, второй поражал цель. «Бутылочники» Багдасарова сожгли четыре танка, остальные повернули обратно.

Да только уйти немецкой технике было некуда…

Когда последние немецкие солдаты бежали, бросая по дороге амуницию, на Куликовом поле осталось в общей сложности пятьдесят семь танков, десятки бронетранспортеров, мотоциклов и другой боевой техники. Потери гитлеровцев в живой силе были огромны.

Но не успели бойцы утереть пот со лба, как вновь прилетели проклятые «штукас»…

Там же. После налета

— Как это случилось? — тихо спросил свинцово-спокойным голосом Руссиянов.

— Когда фашистские машины подошли к окопам, оттуда полетели в них бутылки с бензином, — красноармеец с мертвенно-бледным лицом с трудом подбирал застревающие комом в горле слова. — Несколько танков загорелись, остальные начали пятиться, но вперед лезла фашистская пехота. Тогда командир батальона товарищ капитан Максимов и товарищ батальонный комиссар Баранчиков подняли роты в контратаку.

Красноармеец стянул с головы пилотку и вытер ею закопченное лицо и подозрительно блестевшие глаза.

— Хорошо мы пошли, с русским «ура», в штыковую, — с печальной гордостью продолжал красноармеец. — Впереди цепи бежали командир батальона и батальонный комиссар. Сначала упал товарищ Максимов, но атака не захлебнулась. Командование принял товарищ Баранчиков. Строча из автомата, повел он нас за собой. А потом и он упал, сраженный пулеметной очередью. Мы залегли. Но тут кто-то крикнул: Отомстим за командиров! Зычно так крикнул… Смотрим, а это товарищ маршал кричит. Ну, мы все поднялись… Товарищ маршал с шашкой наголо идет впереди всех… А потом и он упал…

— Эх, вы-ы-ы… Почему вы его не уберегли?! — горько спросил Руссиянов.

Боец молча заплакал…

Он лежал перед ними… Крепко сжимая в побелевшей широкой, пролетарской ладони золотой эфес Почетного Революционного оружия. Простой луганский слесарь, комиссар, нарком… Народный Герой…

«…Утомленное солнце нежно с морем прощалось…»

24 июня 1941 года. 22 часа 00 минут.

Гродненская область. Местечко Ошмяны

Впрочем, это все же на самом деле очень маленький городок, однако даже в этих краях весьма большая редкость, обладавший во времена оны магдебургским правом и широко известный по тевтонским хроникам как Aschemynne. Потому как согласно этим же хроникам в 1402 году именно здесь православные добрые литвины от всей души вломили звиздюлей этим самым тевтонским крестоносцам.

Недаром на гербе Ошмян — белорусский буй-тур и золотой щит…

Площадь перед костелом Михаила Архангела, предводителя сил небесных в битве с Сатаной. На площади — эти самые сатанаилы во плоти и есть…

— Эй, рюсски швайн, вылезай! А то подожжем!

Красноармеец товарищ Мулдаходжаев в очередной раз проигнорировал это предупреждение. Во-первых, он русским ну никак не был. Во-вторых, сдаваться врагу не позволял Мулдаходжаеву тщательно изученный им «Устав караульной и гарнизонной службы РККА». Не было там такой позорной статьи…

Красноармейца Мулдаходжаева товарищ старшина Зайцев оставил охранять поломавшийся танк.

А чего было бы не поломаться двухбашенному пулеметному Т-26 выпуска аж 1933 года! Чудо, что он вообще из техпарка сам собою выехал и до Ошмян добрался.

И еще старшина сказал, чтобы он, Мулдаходжаев, не беспокоился — он обязательно за ним вернется и отбуксирует аварийную машину в СПАМ. Мулдаходжаев и не беспокоился, потому как своему товарищу старшине он крепко верил.

И когда в шесть часов утра на площадь ворвались фашисты, Мулдаходжаев залез в танк, закрыл изнутри люк и стал стрелять по ним из пулемета. А когда у него кончились патроны — просто сидел, не реагируя ни на какие угрозы или посулы. И пел песни. Про себя, потому что петь вслух он очень стеснялся. Голоса у него не было…

Но теперь — дело пахло керосином… Причем в самом натуральном смысле этого слова…

Побрякивая жестяными ведрами, немцы аккуратно, по-европейски обливали танк продуктом, извлеченным из краснокирпичной будки с надписью «КеросинЪ».

Товарищ Мулдаходжаев только головой качал на такую бесхозяйственность — если они хотят его сжечь, то можно было бы просто соломы натаскать и дровец принести… Ну и глупые же люди эти немцы.

Немецкий унтер с лунной бляхой на широкой груди с удовольствием оглядел огромную керосиновую лужу, в которой стоял русский танк (так и не удалось его вскрыть, а надо уже дальше ехать, нах Минск), вынул из бумажной пачки сигаретку, картинно-ловко забросил ее в рот, сжав белыми, как сахар, зубами, демонстративно полез в карман за зажигалкой…

…Группа полковника И. П. Веркова (два сабельных эскадрона, четыре танка БТ-7М и шесть бронемашин БА-10Б из 8-го имени Краснопресненского райсовета рабоче-крестьянских и красноармейских депутатов полка — про стратегическую конницу не забыли?) внезапно, как снег, упала на тупые, наглые и самодовольные немецкие головы…

Ударив в тыл транспортной колонне, взвод танкистов лейтенанта М. И. Веденеева вихрем ворвался в местечко. А там немецкие танки, в количестве пяти штук на площади стоят. А немецкие танкисты в кружок собрались, намереваются редким зрелищем аутодафе развлечься.

Красные конники внесли приятное разнообразие в это мероприятие…

Вот тут был и барабанный топот лихого галопа, и отчаянно-гневный, алый в последних лучах заходящего солнца высверк златоустовских клинков, и залихватский казачий разбойный свист, и славное конармейское:

— Даешь Ошмяны!!!

Так никто из немцев до своих панцеркампфвагенов и не добрался!

Забавно, что в зубах откатившейся под танк, в керосиновую лужу, головы унтера так и застряла сигаретка…

Красноармеец же Мулдаходжаев свое освобождение воспринял совершенно спокойно — он ведь твердо знал, что за ним придут. Не бросят погибать одного…

Только обманул Мулдаходжаева товарищ старшина Зайцев. Сам он за ним так и не пришел. Потому что товарищ старшина сгорел вместе со своим экипажем уже на другой окраине Ошмян, проскочив местечко насквозь…