Внутри было тихо. Джим опять забарабанил.

– Давай, открывай уже! Бога ради, это Джим Тейлор, я тебе ничего не сделаю… Мне нужна твоя помощь.

Что-то зашуршало, в замке звякнул ключ. В коридор выглянул Маккиннон, бледный, сонный, и с подозрением уставился на Джима. Того чуть не сбило с ног волной ярости. Им так много нужно сделать, а это червяк забился в норку и дрыхнет! Он заставил себя сдержаться.

– Может, дашь войти? – процедил он. – Мне нужно сесть.

Он доковылял до стула. Хозяйка явно не озаботилась покупкой новой мебели: в комнате еще оставались следы вчерашнего побоища… Правда, кровать и гардероб оказались новые.

– Салли, – сказал Джим. – Куда она могла пойти? Есть идеи?

– Нет.

– Значит, придется найти ее. Ты один фокус знаешь, не помню, как называется. Ну, то есть, не фокус, а одну из этих ваших… психических штук. Я про нее читал. Ты же у нас настоящий ясновидец, да? Хотя бы отчасти? Вот, держи.

Он протянул Маккиннону, сидевшему на кровати, шляпку Салли. Тот взял ее, положил рядом с собой и снова обмяк.

– Я читал, что вы берете предмет, принадлежащий другому человеку, и типа сосредоточиваетесь на нем, а потом видите, где этот человек находится. Так? Можешь это сделать?

– Ага, – кивнул Маккиннон и облизнул сухие губы. – Иногда. Но…

– Ну так давай. Это ее шляпка. Она ее часто носила. Выясни, где она. Сделай это прямо сейчас. Давай, я мешать не буду. Хотя если у тебя найдется капелька бренди, не откажусь…

Маккиннон посмотрел на ногу Джима и достал серебряную фляжку из ящика столика у кровати. Джим основательно приложился и на мгновение задохнулся от огненной жидкости, побежавшей по горлу. Маккиннон взял в руки шляпку.

– Так, – сказал он. – Я ничего не гарантирую. Если я ничего не увижу, то ничего и не скажу. Сейчас совсем не подходящее время… Ладно-ладно, я понял. Дай мне сосредоточиться.

Держа шляпку обеими руками, он закрыл глаза.

Ногу Джима мучительно дергало от боли. Голова раскалывалась. Он еще раз как следует глотнул, набрав полный рот и позволив бренди медленно стечь в горло, и тоже закрыл глаза. Еще глоток, и он завинтил фляжку и сунул к себе в карман.

– Север, – сказал вдруг Маккиннон. – Она движется на север. Кажется, в поезде. Какая-то серебряная эмблема… возможно, звезда. Да, точно. Думаю, это может быть ее цель.

– «Полярная звезда», – кивнул Джим. – Да, думаю, я понимаю. Едет на север, говоришь?

– Да, в этом я не сомневаюсь.

– Куда?

– Она еще в пути. Это тебе не точная наука, знаешь ли.

– Понял. Можешь хоть сказать, на северо-восток или на северо-запад? И насколько далеко к северу она уже продвинулась?

– Картинка рассеивается. Слишком много вопросов, – жестко сказал Маккиннон. – Всё, погасла.

Он бросил шляпку на кровать и встал. Джим последовал его примеру, опираясь на трость.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Теперь одевайся. Не знаю, когда ты сбежал с Бёртон-стрит… Возможно, тебе не известно, что Фред мертв. Он был моим лучшим другом. Такого мне больше точно не найти. А теперь еще и Салли уехала и собирается влипнуть в большие неприятности. Так что нам придется ее найти – тебе и мне. Не знаю, что я сделаю, если и она тоже погибнет, потому что я ее люблю. Ясно тебе это, Маккиннон? Ты вообще знаешь, что такое любовь? Я люблю ее, как Фреда – как друга! Куда она пойдет, туда и я. А ты пойдешь со мной, потому что это из-за тебя они во все это впутались. Так что одевайся и передай-ка мне этого Бредшоу.

Лишившись дара речи, Маккиннон протянул ему железнодорожный справочник и начал одеваться. Джим трясущейся рукой листал страницы и искал воскресные поезда на север.

Дом Беллмана был удушливо теплый и богато обставленный – заставленный, так много в нем было мебели. Лакей попросил Салли подождать в холле и предложил кресло, но оно стояло слишком близко к радиатору, и она предпочла остаться у окна. Внутри нее сгустился холод, от которого она пока не желала избавляться.

– Мистер Беллман немедленно примет вас, мисс Локхарт, – сообщил лакей, вернувшись. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Часы ударили девять. Надо же, как много времени прошло! Уж не теряет ли она память? Казалось, что мир все больше отдаляется от нее. Руки Салли сильно дрожали, в голове пульсировала боль. Она молча шла за слугой по устланному коврами коридору, молча остановилась, когда он постучал в дверь.

– Мисс Локхарт, сэр, – и лакей посторонился, пропуская ее.

Аксель Беллман встретил ее в вечернем костюме. Кажется, он только что ужинал в одиночестве: среди разбросанных по столу бумаг виднелись графин бренди и стакан. При виде гостьи хозяин кабинета встал и пошел навстречу, протянув ей руку. Она услышала, как за спиной у нее закрылась дверь, но смутно: в ушах у нее шумело. Саквояж с глухим стуком упал на толстый ковер. Беллман тут же поднял его, взял Салли под руку, подвел к креслу.

Покраснев от собственной глупости, Салли вдруг осознала, что собиралась дать ему пощечину. Как будто это хоть что-то изменило бы!

– Могу я предложить вам бренди, мисс Локхарт? – осведомился Беллман.

Она покачала головой.

– Тогда чего-нибудь горячего? Вы же только что с холода. Хотите, я позвоню, велю принести кофе?

– Спасибо, ничего не надо, – смогла выдавить она.

Он сел напротив и закинул ногу на ногу. Салли отвела взгляд. Здесь было еще теплее, чем в холле, хотя это и казалось невозможным: под окном красовался большой чугунный радиатор, а в камине жарко пылал огонь. Кокс, отметила она. Вся мебель была новая. На стенах висели гравюры с изображением охотничьих сцен: охота с ружьями на птиц, охота на лис верхом… Над камином и в простенках между окон были развешаны охотничьи трофеи: рога, оленья голова, лисья голова. Одну стену от пола до потолка скрывали книжные полки, но, похоже, ни одну книгу здесь никогда не открывали. Вся комната выглядела так, словно ее целиком заказали по каталогу, со всем, что должно быть в кабинете состоятельного джентльмена, – чтобы избавить его от труда собирать все это самому.

Салли перевела взгляд обратно на Беллмана и наконец-то увидела его глаза.

Они были полны самого живого сострадания.

Ее словно вдруг раздели догола и бросили в сугроб. Салли пришлось затаить дыхание и отвернуться, но что-то заставляло ее снова посмотреть на Беллмана… Да, она не ошиблась. На его лице читались сочувствие, понимание и нежность, или она ничего не смыслит в человеческих эмоциях. И сила – такая, какой она не видала с самого детства, когда, пробудившись от кошмара, она бросалась на грудь отцу и видела в его глазах любовь. Эта любовь говорила: ты в безопасности, все хорошо, в мире нет ничего плохого и страшного.