Юный бандит заорал от боли, но он был очень, очень проворен и успел, упав на колени, схватить нож прежде, чем Джеймс замахнулся во второй раз.

Кинг шагнул вперед и наступил на лезвие начищенным до блеска, но тяжелым ботинком. Мальчишка дернул, и нож переломился между лезвием и рукоятью.

– Дешевка, – сказал Рузвельт, который, расставив ноги, стоял над поверженным главарем. – На такие ножи у индейцев выменивали шкуры.

Кинг переложил трость в левую руку, резким движением вытащил из кармана складной нож и раскрыл его со щелчком. Лезвие для складного ножа было огромное – не меньше семи дюймов в длину – и очень тонко заточенное на конце.

Кинг приставил острие к лицу юного грабителя – в миллиметре под левым глазом, чуть надавил, так что выступила капелька крови. Незадачливый грабитель вскрикнул, и Джеймс почти ждал, что Кинг вырежет ему глаз, как уличный продавец жарким вечером вырезает шарик мороженого.

– Вот тебе урок, малыш, – прошипел Кинг. – Идешь на поножовщину – бери нож. Иначе останешься с гейдельбергским шрамом.

Кинг чиркнул ножом по щеке юнца, фонтаном брызнула кровь.

Мальчишка заорал, ухватился руками за лицо, свел окровавленные половинки щеки, между которыми видны были коренные зубы, и припустил в темноту.

Джеймс ошалело таращился на двух лежащих громил. Стук мальчишеских башмаков затихал в проулке. Джеймс вздрогнул, когда кто-то взял его за локоть, но это был всего лишь Рузвельт.

– Неплохой удар, мистер Джеймс.

– Очень неплохой, – подхватил Кинг, вытирая о землю каменный набалдашник трости.

– У вас рукав порван и в крови, – сказал молодой Теодор. – Мальчишка успел вас порезать?

– Нет, – ответил Джеймс, дивясь, как ровно звучит его голос. – Я… я упал, спрыгивая с конки. Порвал рукав о гравий.

Кинг с Рузвельтом переглянулись, но промолчали. Они отошли от лежащих бандитов; один все еще постанывал и хныкал, другой был без сознания.

Кинг перевернул отчищенную трость и сказал:

– Мы шли к Хэю на обед. Составите нам компанию, мистер Джеймс?

– Да, мистер Кинг, – ответил писатель.

Двумя кварталами дальше – где фонари стояли чаще, магазины были открыты, а у ровно вымощенной улицы появился настоящий тротуар – они увидели кеб, достаточно вместительный для троих, и Рузвельт остановил его свистом, от которого вздрогнула извозчичья лошадь.

Рузвельт, Кинг и Джеймс явились задолго до большинства гостей. Хэй тут же заметил беспорядок в одежде писателя и велел дворецкому Бенсону и другому слуге, Нейпиру, проводить мистера Джеймса в его комнаты. Доктор Гренджер, который приехал заранее, чтобы выпить виски и тихонько поболтать со старинным приятелем Хэем, покосился на рукав Джеймса и сказал:

– Я пойду с вами, гляну, что там с рукой.

– Пустяки, не стоит, – ответил Джеймс.

– Только попрошу слугу Джона принести мой чемоданчик, – сказал врач.

Рузвельт, снова в пенсне, улыбнулся и спросил:

– Доктор Гренджер ходит с врачебным чемоданчиком на званые обеды?

– Доктор Гренджер ходит с врачебным чемоданчиком везде, – ответил Кларенс Кинг.

Наверху Джеймс первым делом скинул гетры, а когда Нейпир, подняв их, сказал: «Я немедленно отдам в стирку», коротко бросил: «Нет, сожгите». Он всегда бы видел омерзительное табачное пятно даже на отстиранных гетрах.

– Идемте в ванную, там светлее, – распорядился доктор Гренджер. – Только подумать, гостевые комнаты с отдельной ванной, водопроводом и электрическим освещением. В удивительное время мы живем.

Ванная была светлая и стерильная, как операционная. Джеймс снял порванную, мокрую от крови рубашку и бросил ее на пол. Доктор Гренджер глянул на иссеченную руку и спросил:

– Так как, вы говорили, произошло несчастье?

– Я спрыгнул с конки до того, как она остановилась, и упал на щебень, – пробормотал Джеймс, отводя взгляд.

По части умения иронически сверкнуть голубым глазом доктор Гренджер порой не уступал Тедди Рузвельту. Он лишь мельком глянул на Джеймса, прежде чем произнести:

– Ясно. Только этот участок улицы был вымощен дробью.

Нейпир принес маленький белый таз, и доктор Гренджер каким-то длинным пинцетом вытащил дробины – звук, с которым они одна за другой падали в таз, заставил Джеймса снова покраснеть. Всего врач удалил двенадцать дробин, затем намазал иссеченную руку йодом или чем-то таким же щиплющим.

– Мышцы не задеты, – сказал доктор Гренджер, – только кожа. Не будь я уверен в обратном, я бы поклялся, что вы были на охоте и в вас по ошибке попали дробью с большого расстояния.

– Я не охочусь, сэр, – ответил Джеймс и собрался надеть чистую белую рубашку, которую Бенсон достал из платяного шкафа.

– Минуточку, – остановил его доктор Гренджер. – Вам не нужны пятна от йода на рубашке, а мне не нужно, чтобы раны воспалились. Подержите руку ровно… вот здесь… над раковиной.

Он достал бинт, и через минуту рука Джеймса оказалась в аккуратном коконе.

– Чувствуете себя лучше? – спросил врач.

– Я чувствую себя идиотом и… – он приподнял правую руку, замотанную почти до локтя, – египетской мумией.

– Подождите пока надевать рубашку, – сказал врач. Он набирал в шприц темную жидкость из склянки.

– Постойте, я не думаю… – начал писатель, но доктор уже впрыснул жидкость ему в руку. – Что это?

– Просто немного лекарства, чтобы снять боль и уменьшить опасность столбняка, – сказал врач, закрывая чемоданчик.

«Черт», – подумал Джеймс. Он узнал морфин и должен был вовремя запротестовать. И его, и Катарину Лоринг научили вводить большие дозы морфина сестре Алисе в последние месяцы ее умирания… она и отошла в наркотическом забытье… Генри Джеймс тогда поклялся, что никогда не позволит ввести это снадобье себе в вену. Поздно.

А боль и впрямь уменьшилась. Значительно уменьшилась. Джеймс вспомнил Шерлока Холмса с его мерзостной привычкой и подумал, не происходит ли нынешнее ощущение легкости… почти счастья… все от того же нехорошего вещества.

– Если я за обедом начну нести околесицу, то вина будет на вас и вашем уколе, доктор Гренджер, – сказал Джеймс.

– Если мы все не начнем нести околесицу к третьей перемене блюд, – ответил врач, – то вина будет на Хэе, что мало поставил выпивки.

* * *

Последние гости уже прибыли, и все общество готовилось перейти в обеденную залу, когда хозяин заметил, что Джеймс чем-то озабочен. Хэй взял его за левый локоть, вывел в коридор и спросил:

– Что случилось, Гарри? Могу я вам помочь?

Джеймс поймал себя на том, что закусил нижнюю губу.