— Гритт! Я это знаю, я видел, как они…

Он взмахнул руками, словно готовился сотворить злое чудо, стальные браслеты на толстых запястьях блеснули и погасли.

— Есть главный дар, который свойствен всем эльфам, включая и безумцев Агмарта. Эльфы способны выкупить у смерти любое существо, имеющее бессмертную душу.

— Я знаю это, пророк Гритта! Талаши рассказала мне то же! Принц выкупил Виджи на самоходе карликов в Хараште, а Виджи… моя Виджи, выкупила меня! Наши раны были смертельны, но теперь мы живы, и будем жить еще долго!

Его слова прозвучали, как голос набата:

— О нет, она солгала. Напомни, что она сказала? Что эльф может выкупить жизнь другого разумного или такого же эльфа, ценой урезания собственной жизни до сроков выкупленного существа? Или, в случае, если эльф спасает эльфа, ценой урезания собственной жизни вдвое?

Скверное предчувствие сжало мое сердце.

— Да…

Виджи? Ее силуэт покачивался, расплывался в моих глазах. Она незаметно отодвинулась, отошла к стене, оперлась на нее. Принц был у другой стены. Вжался в нее, распластался… Бледный, напряженный, раскрывший глаза как безумец.

За плечом Альбо маячило лицо Самантия — словно взошла полная, изжелта-бледная (и крайне изумленная) луна.

— Правда состоит в том, Фатик Джарси, что эльфы могут спасти другого только ценой собственной жизни.

Мне показалось, что твердь на мгновение разверзлась под моими ногами. Я покачнулся, стер пот с лица рукавом, еще и еще, я тер лицо, убирая дурацкую боевую раскраску, тер, словно хотел проснуться, но кошмар не отпускал.

— Смерть не прощает выкупа, Фатик. Все должно быть равновесно. Спустя полтора-два месяца или, самое большее, три, выкупивший чужую жизнь эльф умрет. Несчастный случай или убийство… обычно это несчастный случай или убийство. Я зрю: вот этому эльфу, коего вы зовете принцем, сегодня настала пора умереть.

Тишина…

Я резко выдохнул сквозь сжатые зубы. Правда. Он сказал правду. Мне не нужны подтверждения эльфийки. Вот почему так бесился принц в пещере, вот почему не хотел оставлять меня в живых. Размен — жизнь какого-то варвара на жизнь его дочери. Но Виджи захотела аллин тир аммен, высшую справедливость… как метафору ее чувств… ко мне. И брак. Вот потому и солгала богиня — я бы не смог спокойно добраться до Оракула, если бы знал…

— Истина ли то, что я сейчас сказал, женщина с эльфийской кровью?

— Да…

Холод сжал в кулаке мое сердце.

— Месяц жизни, Фатик, вот и все, что ей остается… Верно ли я говорю, женщина?

— Да…

Я прикусил губу, чтобы не заорать. Амок колыхнулся и пропал жарким облаком. Сегодня моему «я» нужна светлая голова.

— Но хватит разговоров, — сказал Альбо. — Ты убедился, что Талаши лжет, а я — говорю правду. Отдай мне душу Пожирательницы и уходи. Уходите все. Я пройду в Зал Оракула. И я могу обещать, тебе следующее, Фатик. Как пророк Гритта, я сделаю так, что твоя женщина останется жить. После того, как мой господин справится с Талаши…

— Нет, — я произнес это спокойно и жестко. — Я… во всем разберусь сам. У Источника.

— Тогда, боюсь, я буду вынужден прибегнуть к скорому насилию. У меня больше нет времени на уговоры. Сюда поспешает один из смертоносцев Вортигена. Отдай душу, Фатик, отдай сам, либо я отберу ее силой и позабочусь, чтобы твоя душа низринулась в Бездны Поглощенных Миров!

— Попробуй отбери.

Он двинулся вперед, легким взмахом рук повергнув на камни Крессинду, Монго и Скареди, отпихнул Имоен небрежным тычком (лесная нимфа отлетела к стене, звучно стукнулась). Я сознавал — если захочет, он может их всех… разорвать. Но он не хотел. Ему нужен был я.

— Увы, Фатик, я отберу и, возможно, убью тебя. Ибо на тебе пересеклось слишком много серьезных линий… Битва за Первичный мир сейчас завершится победой Гритта и его повелителя, а ты будешь вечно страдать в Бездне, куда я тебя отправлю… Колоть меня мечами и иным оружием бесполезно. Разве что оглушить ненадолго… Я — почти неубиваем, и прямо сейчас мой господин наполняет меня новыми силами, чтобы я достойно выполнил свое предназначение… С каждым мгновением моя мощь растет… Ах да, чтобы ты прочувствовал ужас момента, я скажу тебе кое-что еще. О наследнике Гордфаэлей. Тебя обманывали всю дорогу. Ты — сын…

Бамс!

Сковородка Самантия приложилась к плешивой голове клирика.

Бамс!

Бамс!

Бамс!

Звенящие звуки ударов раскатывались по галерее. Мне показалось, что с каждым соприкосновением сковороды голова Альбо плющится. Он замер с раскинутыми руками и повалился вниз лицом. На восьмом примерно ударе.

— Фатик! — вскричал Самантий. — Ты мне когда-нибудь все объяснишь!

Если только раньше не сойду с ума…

Наверху галереи раздался странный дребезжащий шум. Гродар?

— Следи за ним, Самантий!

Надтреснутый шум с того конца галереи приближался, стремительно нарастал, превращался в громкий и страшный звон.

— Олник, сюда!

— Эркешш…

Кто-то мчится сюда, звякая доспехами…

Подскакивая, мне под ноги вылетела большая медная кастрюля. Я остановил ее, наступив ботинком. Ох… тут и так не знаешь, кричать или плакать, а еще…

Из темноты арки неслышно выдвинулась громадная фигура. Отсвет факела, который держал принц, заиграл на равнодушной серебряной личине и тяжелых доспехах, словно облитых маслом. Тень выдвинулась на свет, и я понял — это не масло. Доспехи Гродара из Внутреннего Круга Адвариса забрызганы кровью. Чужой кровью. В руках два клинка — тяжелых и коротких, с хищно загнутыми остриями, тоже… блестящих.

Гродар обратил на меня свою личину с прорезями для глаз, носа и узкой и ровной — чуть заметной — щелью там, где полагалось быть его полудемонскому рту. Нас разделяло меньше четырех ярдов. Могучая белая шевелюра походила на гриву льва-альбиноса. Льва, который только что пожрал примерно десяток антилоп.

— Вот ты где… — сказал Гродар простым и смертельно усталым голосом. — Долго… искали. Здравствуй, наследник Гордфаэлей.

Я бросил ему под ноги левый клинок Гхашш. А правый сунул за спину, в держатель на перевязи. Жалко, что ближайший тлеющий светильник — за спиной Гродара. Я бы снова рискнул провернуть тот фокус, что позволил мне одолеть Фрея в доходном доме Элидора.

— Ну, в общем, ты ошибаешься. Наследник не я… Но я сдаюсь тебе на милость.

Вся его фигура вдруг выразила удивление. Он думал, я буду трепыхаться.

Он возвышался надо мной, как живая гора. Огромная мощная тварь, налитая неземной, заемной силой. Если сейчас пожалует еще и Борк — мне конец.

— Ты — Фатик Мегарон Джарси, найденыш и воспитанник Трампа Грейхоуна, последний, в ком течет кровь Гордфаэлей.