– Справишься?! – крикнул он Румер.

– Проще простого, Мэйхью! – крикнула она в ответ. – Ты хоть представляешь, сколько раз по утрам я забиралась сюда, чтобы постучать в твое окно, когда ты просыпал время развозки газет?

– Знаю, Ларкин, – Зеб подал ей руку и втащил за собой наверх.

С кирпича на кирпич они ползли по трубе. Добравшись до нижнего ската крыши, Зеб чуть отстранился и пропустил Румер вперед. Она по-крабьи проползла мимо слуховых окон, а уже оттуда вскарабкалась на второй ярус. Вцепившись в открытые ставни, она рывком забралась на самый верх крыши.

Зеб поспешал следом за ней. Усевшись бок о бок, они перевели дыхание. С моря на болота и Индейскую Могилу дул мягкий бриз, отгонявший назойливых москитов. Румер взяла Зеба за руку, думая обо всех обещаниях, которые они дали друг другу в эту ночь.

С этой крыши, знакомой ей с детства, глядела она на расчищенную площадку, где прежде росли деревья, на каждый камушек и поросший мхом валун. Запах свежесрубленной древесины не выветрился до сих пор. В воздухе парил аромат подъельника и нектара жимолости. «Это наше место, – подумала она. – Я земля, а он небо. Я тяну его вниз с небес, а он увлекает меня клуне. Куда бы нас ни занесло, все началось именно здесь».

– Это мой дом! – прокричал Зеб звездам. Он вел себя как мальчишка, и как же она любила его!

Мириады звезд мерцали у них над головами – белые огоньки на бархатисто-черном ковре небосвода. Румер разглядела Орион, Большую Медведицу, Арктура и Плеяды. Все эти годы звезды оберегали Зеба, а потом вернули ей. Она молча вознесла благодарственные молитвы небесам, а потом переключила свое внимание на дела земные.

– Твой дом, – повторила Румер.

– Этот дом, эта крыша, – Зеб глядел вниз, на улицу, где торчал желтый бульдозер и кран с железной бабой для сноса зданий. – Они завтра исчезнут.

– Мне не верится, – ответила Румер. Безграничная любовь к Мысу Хаббарда взыграла у нее внутри и выплеснулась наружу, когда Зеб обнял ее. Один край крыши оберегал дымоход, а за другим присматривал единорог с флюгера. Слезы брызнули у нее из глаз, когда она подумала о том, что у них было и что они завтра утратят навсегда.

– Это называется компромисс, Ру, – прошептал он. – Правда нашей жизни…

– Почему нельзя сделать так, чтобы некоторые вещи оставались вечно? – спросила она. – Деревья, скалы… этот старый-старый дом…

– Мы все равно будем вместе. Мы сохраним это в своем сердце, в своей памяти. Открой свою душу, Ларкин: впусти туда это мгновение, чтобы мы никогда не забыли о нем.

– Никогда… – повторила Румер. Вытерев глаза рукавом футболки Зеба, она заглянула в окно своего коттеджа и увидела отца, задремавшего прямо в кресле. На коленях у него лежала раскрытая книга.

Она подумала об учительском пособии Сикстуса Ларкина, и у нее в голове прозвенели слова: «Поймите, что каждому ребенку нужен приют, его собственный заповедник».

Здесь и был ее заповедник. Мыс Хаббарда и эти поросшие травой старые дворы. Здесь Румер узнала, кем она была на самом деле – девчонкой, которая так любила животных, что решила стать ветеринаром. Мыс был ее классной комнатой, а в этих дворах, как говаривала миссис Мэйхью, – ее заповедник.

– Там, наверху, – Зеб поднял руку, – есть новое созвездие, о котором я уже упоминал. Хотел бы я подарить его тебе, Румер.

– Девушка на крылатом коне, – задрав голову, она будто воочию увидела скачущего по небу коня, шею которого обвивала руками девушка, и они припадали к земле, перелетая через скалы, кусты и кроликов. – Они только начали свое ночное путешествие? Или уже заканчивают?

– Начали, – целуя ее волосы, ответил Зеб.

– Как оно называется? Это новое созвездие?

– Ну, у него может быть лишь одно название. Поскольку это вы с Блю летите ко мне домой, – сказал Зеб, – и раз вы с ним и мы с тобой самые верные друзья на свете, то я нарекаю его Верность.

– Да, Зеб, – Румер покрепче обхватила его за шею. – Что бы ни случилось, давай поклянемся всегда любить этот край.

– Без вопросов.

– И друг друга.

– Навеки, Румер, – Зеб нежно поцеловал ее в глаза и в губы. – Как всегда.

Разжав свои объятия, они вдруг услышали чьи-то голоса. Они замерли, чтобы их никто не заметил, и разглядели на дороге скопление народа. Люди что-то оживленно обсуждали. Затем вспыхнули спички, защелкали зажигалки. И следом одна за другой темноту осветило множество свечей.

– Что это? – прошептал Зеб.

От благоговейного трепета Румер лишилась дара речи.

Они молча наблюдали за тем, как Майкл, держа зажженную свечу, поднялся на холм к дому Румер. Он открыл дверь без стука, а затем разбудил своего деда. Протерев глаза, Сикстус стряхнул с себя сон, и Майкл помог ему выбраться из кресла.

– Где тетя Румер? – спросил Майкл, спускаясь с дедом к подножию холма.

– Гуляет где-то с твоим отцом, – ответил Сикстус.

В оранжево-золотистом пламени свечей Румер увидела лица всех les Dames de la Roche и их мужей, сыновей и приятелей. Там стояли Аннабель, Марни, Шарлотта, Дана, Элли, Сэм, Куин, Майкл, Сикстус, Геката и даже затворница миссис Лайтфут. Наверное, кто-то позвонил и Матильде, потому что на дороге прогромыхал ее старый «вольво», и она тоже присоединилась к общему собранию. Постепенно яркие огни свечей растеклись по всей длине Крестхилл-роуд в неком подобии траурной, но в то же время и радостной церемонии.

– Что происходит? – еще раз спросил шепотом Зеб.

– По-моему, это ночной дозор, – ответила Румер. – Для твоего дома.

У них не было с собой ни свечек, ни спичек, ни зажигалок, но в едином порыве печали и торжества они воздели руки к звездам. Когда явилась Винни в своем ярко-белом – в тон седым волосам – балахоне и начала петь, все слушали ее с молчаливым почтением.

– Хорошее лето, чтобы вернуться домой, – сказал Зеб.

– Отличное лето, чтобы вновь встретиться с тобой, – сказала Румер.

– Завтра этот коттедж канет в Лету, – сжав посильнее ее ладонь, вздохнул он. – Но ты, я, Майкл и Блю…

– По-прежнему будем здесь, – подхватила Румер. Они поцеловались, удерживая друг друга, чтобы не свалиться с крутой крыши. Внизу женщины и мужчины Мыса распевали песни, и Румер знала, что они будут стоять там всю ночь, пока не оплавятся их свечи, пока не начнет свой разбег железная сокрушительная баба.

– Я дома! – прокричал Зеб, и его голос унесло ветром к морю, к небесам и спустился вниз к людям, стоявшим на улице, которую они так сильно любили.

– Кто это там на крыше? – спросила Аннабель.

– Ты и сама знаешь, кто, – проворчала Винни. – Румер и Зеб. Кто ж еще?

– Это вы там вдвоем?! – крикнул Сикстус, поднеся свечу к лицу.