— Малыш, ты в порядке? — спросил Динки.

— Нет, — ответил Джейк, — не в порядке.

И Динки кивнул, словно получил вразумительный ответ. «Может,такой он и ожидал, — подумал Джейк. — Он же, в конце концов, телепат».

И словно в подтверждение его мыслей Динки спросил, кто такойМордред.

— Тебе не захочется это узнать. Поверь мне, — он затушилнаполовину выкуренную сигарету («Твой рак легких именно здесь, в последнейчетверти дюйма», — любил говорить его отец, указывая на одну из своих сигаретбез фильтра, тем же тоном, что и диктор телевизионного магазина) и покинулКорбетт-Холл. Воспользовался черным ходом, чтобы избежать встречи с толпойвстревоженных, не знающих, как жить дальше, Разрушителей, и ему это удалось. Итеперь находился в Плизантвиле, сидел на тротуаре, как один из бездомных, которыхон видел в Нью-Йорке, ожидая, когда его позовут. Ожидая конца.

Он подумал о том, чтобы зайти в таверну, может, налить себепива (если уж он был достаточно взрослым, чтобы курить и убивать людей иззасады, то, понятное дело, мог позволить себе и выпить пива) или хотя быпосмотреть, будет ли играть музыкальный автомат без брошенных в него монет. Онмог поспорить, что Алгул Сьенто был тем местом, каким, по твердому убеждениюотца, должна была стать Америка, обществом, забывшим, что такое наличные деньги,так что старенький «Сиберг» наверняка отрегулировали таким образом, чтобымузыка включалась лишь от нажатия кнопок. И он мог поспорить, что взглянув наполоску с названием песни рядом с кнопкой 19, увидел бы «Кто-то сегодня спасмне жизнь» в исполнении Элтона Джона.

Он вскочил, как только его позвали. Не только он услышалзов. Ыш печально тявкнул. Роланд словно возник рядом с ними.

«Ко мне, Джейк, и поторопись. Он уходит».

7

Джейк поспешил в один из проулков, обогнул все еще дымящийсядом директора Девар-тои (Тасса, слуга, который проигнорировал приказ Роландаили не имел о нем ни малейшего понятия, молчаливо сидел на крыльце в килте[79] и футболке, закрыв лицо руками) и побежал через Молл, бросив короткий взглядна лежащие рядком тела. Участники спиритического сеанса, что стояли кружком натраве, давно разошлись.

«Я не буду плакать, — мрачно пообещал он себе. — Если ядостаточно взрослый для того, чтобы курить и думать, а не налить ли себе пива,то смогу контролировать мои бестолковые глаза. Я не буду плакать».

Зная почти наверняка, что будет.

8

Шими и Тед присоединились к Динки у двери апартаментовпроктора. Динки уступил стул Шими. Тед выглядел усталым, но Шими, решил Джейк,был просто никакой: глаза вновь налились кровью, кровь корочкой запеклась подносом и одним ухом, щеки посерели. Он снял один из шлепанцев и массировал ногу,словно она у него болела. Однако, чувствовалось, что он счастлив. Вне себя отвосторга.

— Луч говорит, что сможет оправиться, юный Джейк, — сообщилмальчику Шими. — Луч говорит, еще не поздно. Луч говорит, спасибо вам.

— Это хорошо, — Джейк потянулся к ручке. Он едва слышалШими, сосредоточившись (не плачь и не тем самым не усугубляй ее горе) на том,чтобы взять под контроль свои эмоции с того самого момента, как он переступитпорог. Но потом Шими продолжил, и вот эти слова заставили Джейка забыть провозможные слезы.

— Еще не поздно и для Реального мира. Мы знаем. Мы заглянулитуда. Видели движущийся знак. Не так ли, Тед?

— Действительно, заглянули, — Тед, как обычно, держал в рукебанку с «Нозз-А-Ла». Теперь поднес ко рту, глотнул. — Когда будешь там, Джейк,скажи Роланду, если вас интересует 19 июня девяносто девятого года, то пока всенормально. Но временной запас невелик и постоянно тает.

— Я ему скажу, — пообещал Джейк.

— И напомни ему, что время здесь иногда соскальзывает. Какпрокручивается старая коробка передач. И это будет продолжаться, несмотря нато, что Луч пойдет на поправку. А как только 19-ое уйдет…

— Больше оно не повторится, — закончил фразу Джейк. — Вовсяком случае, там. Мы знаем, — он открыл дверь и проскользнул в темнотуапартаментов проктора.

9

Единственный круг желтого света, на столике у кровати гореланастольная лампа, падал на лицо Эдди Дина. Свет этот отбрасывал тень носа налевую щеку, а закрытые глаза превращал в темные глазницы. Сюзанна на коленяхстояла у кровати, держала руки Эдди в своих, не отрывала от него глаз. Ее теньдотягивалась до стены и частично ложилась на нее. Долгий монолог-бормотаниеумирающего прекратился, регулярность дыхания осталась в прошлом. Теперь онделал долгий вдох, надолго задерживал воздух в груди, после чего он с хрипами исвистом выходил наружу. Грудь его застывала так надолго, что Сюзаннавсматривалась в лицо Эдди, а ее глаза тревожно блестели, пока не следовалочередной вдох.

Джейк сел на кровать рядом с Роландом, посмотрел на Эдди, наСюзанну, потом перевел взгляд на лицо стрелка. В глубоком сумраке не увидел нанем ничего, кроме усталости.

— Тед просит передать, что на американской стороне скоропойдет 19-ое июня. А также напоминает, что время может и соскользнуть.

Роланд кивнул.

— И однако, думаю, мы подождем, пока все закончится. Многовремени это не займет, и это наш долг перед ним.

— Сколько еще это продлится? — прошептал Джейк.

— Не знаю. Я думал, он уйдет до того, как ты успеешьдобраться сюда, даже бегом…

— Я и побежал, как только вышел на траву…

— …но, как сам видишь…

— Он борется изо всех сил, — сказала Сюзанна, и у Джейказащемило сердце: ничем другим гордиться она уже не могла. — Мой муж борется изовсех сил. Может, он еще что-то скажет.

10

И он сказал. Через пять бесконечных минут, которые Джейкпровел в спальне, глаза Эдди открылись.

— Сю… — начал он. — Сю… зи…

Она наклонилась ближе, по-прежнему держа его руки,улыбнулась его лицу, не видя ничего вокруг. И с усилием, Джейк не мог поверить,что такое возможно, Эдди освободил одну руку, поднял, ухватился за ее кудряшки.Если вес руки и тянул волосы вниз, вызывая боль, она не подала вида. На губахрасцвела радостная, приглашающая, даже чувственная улыбка.

— Эдди! С возвращением!

— Не обманывай… обманщика, — прошептал он. — Я ухожу,любимая, не прихожу.

— Это же чистая глу…

— Замолчи, — прошептал он, и она замолчала. Рука,вцепившаяся в волосы, тянула ее вниз. Она с готовностью наклонилась, поцеловалаего еще живые губы. — Я… буду… ждать тебя, — каждое слово давалось ему согромным трудом.