Я подошел к расшатанной кровати, стоявшей у стены, и растянулся на старой смердящей шкуре. Было тихо, точно в гробу. Да, я лежал и видел себя в гробу. Только ни белых лилий, ни измелованных горюющих лиц, ни белизны последнего покрывала. Один черный смрад и вонючие мысли. Ни один звук не нарушал ночной тишины. Но вот прямо над головой я услышал какой-то шорох.

Я вслушивался, стараясь уразуметь, что же это такое. Казалось, что кто-то ходит босиком на верхнем этаже. До этого мига мне казалось, что я нахожусь на последнем ярусе башни, но теперь понял, что выше моей находилась еще одна комната.

Однообразный ритм шагов подействовал на меня вроде снотворного, я почувствовал, что засыпаю. Сколько я спал, не знаю. Сколько-то спал. Но неожиданно пробудился от чьего-то прикосновения. Надо мной кто-то стоял, наклонясь. Мне в темноте был виден только контур фигуры. Человек…

Я хотел было подняться, как вдруг ледяная рука вцепилась мне в горло. Это смерть, эта желтая тетка, которую я увидал в ракете, пролетая мимо Луны. Хрена вам слаще, тетя, получите вы Карсона Нейпира так запросто!

Я собрался и тоже попытался дотянуться до горла противника. Мне это удалось, и я почувствовал, что горло было тоже холодным и влажным. Силы мне не занимать, но тот, кто навалился мне на грудь, оказался мощнее. Я стал его бить кулаками. И тут у порога раздался тихий гаденький смех, от которого меня прошиб холодный пот. Тэк-с, значит, наблюдаем шоу?

Оливка во рту. Ее солоноватый и сытный привкус смешался с густым и назойливым — крови… да я язык прокусил! Стало быть, меня снова убивали! В голове пролетело множество мыслей. Больше всего я переживал о Дуаре. Как же я оставлю ее одну в лапах этого демона, который, конечно же, подослал убийцу и стоит сейчас кайфует. Он стремится во что бы то ни стало избавиться от меня, устранив тем самым последнюю преграду между ним и Дуаре, — этот кекс не давал ему покоя с той минуты, как он бросил на нее первый взгляд.

Я отбивался изо всех сил, пока кто-то не стукнул меня по голове и пока я не провалился в жестокую боль…

Когда я очнулся, уже было светло. Подо мной была все та же кровать, надо мной — потолок. Дверь, до которой добрался, шатаясь от тошноты, заперта. Изнутри ни зазубрин, ни отверстий.

Я пытался восстановить в памяти все, что случилось со мной, как вдруг заметил в потолке прямо над собой маленькую щелку. Через нее на меня смотрел глаз. Видимо, это был потайной люк, соединявший мою комнату с верхней.

Я смотрел не отрываясь, как люк отворялся все шире и шире.

За ним вдруг целиком появилось лицо девушки.

Она была бы очень красива — ребячливо, бойко, — если бы не налет грязи, какая-то многодневная взлохмаченность и то выражение страха, которое превращает лицо живого человека в каменный барельеф.

— Ты жив? — спросила девушка шепотом.

Я приподнялся.

— Ты кто, сволочь? — ответил я вопросом на вопрос. — Что еще вы натворите со свободным человеком, а, выдумщики?

— Я такая же пленница, как и ты, — горячо заболтала она. — Скоур ушел. Если нам повезет, мы отсюда сбежим… Только мне нужна твоя помощь, а тебе нужна я…

— Ну да, всегда мечтал, — злобно ощерился я, чувствуя дурноту при каждом повороте головы. — Как? Как сбежим? Передай своему шефу, что бежать пленник пока не способен. Не то у него состояние. Прочь п-пшла!

— Забирайся сюда!

— Мне не нужна женщина. Не выйдет, милашка.

— Влезай, идиот! Мои окна без решеток. Они расположены так высоко, что из них может выпрыгнуть только самоубийца. Это как раз про меня песенка. А слова — твои. У тебя есть веревки, они в сундуке…

— Откуда знаешь?

— Я просидела в башне больше месяца… Шевелись, прошу тебя как человека. Если не захочешь бежать со мной, сможешь снова спрыгнуть к себе.

— Веревка есть, девушка, — сказал я. — Сейчас я захвачу ее и влезу. Не знаю, хватит ли ее. Возьму всю, что есть. Лишнее отрежешь на петлю…

— Мне не дают мыла, остряк, — сказала она.

— Это не проблема, — буркнул я. В общем, то, что она говорила, было очень похоже на правду. Мыла и вправду ей, видимо, не давали давно. Я открыл сундук и вытащил из него все, что там было, затем стал передвигать его осторожно, пока он не встал как раз под люком.

Забравшись на сундук, я дотянулся до потолка, потом бросил веревки и тряпки девушке, подтянулся и попал в верхнюю комнату.

Незнакомка закрыла люк, и мы смогли разглядеть друг друга получше.

Невзирая на ее всклокоченный вид и запуганное лицо, девушка показалась мне еще симпатичней, чем раньше. По ее настороженному взгляду я понял, что мои опасения были напрасны. Что-то в ее глазах заставило меня отбросить мысль о провокации. Круглые, по-детски прямодушные, они черно светились. Широкий разлет бровей, волосы — ничего, если еще и причесать…

— Ты сомневаешься во мне? — спросила она, словно читая мои мысли.

— Умная ты больно, — хмыкнул я. — Конечно, сомневаюсь. И в тебе, и в веревке.

— Неудивительно — здесь начинаешь сомневаться в чем угодно.

— Почему же ты тогда сама доверилась незнакомцу? — сказал я. — Ведь тебе ничего обо мне неизвестно.

— Мне плевать, кто ты. Мне нужен был не ты, а веревка. Могла за ней спрыгнуть сама, но влезть обратно бы не удалось, не хватает роста. А того, что я знаю, довольно, — произнесла она. — Я видела вчера из окна, как ты и твоя подруга прибыли вместе со Скоуром, и сразу же догадалась, что теперь для его мерзких опытов появилось на две головы больше.

— Опытов?

— Это же параноик. Он ставит опыты. И на животных, и на людях… — она отвела глаза, продолжать начатую тему не решилась, затараторила: — Потом было слышно, как он привел кого-то из вас в нижнюю комнату. Я хотела сразу подать какой-нибудь знак, но я так боюсь Скоура! Так боюсь! Больше грозы! Он же… с ним не угадаешь, когда он нормален, а когда… Кровь у меня берет, понимаешь? Я ничего не могу сделать… наверное, перед тем как брать, что-то в еду мешают… И сплю, но все чувствую. А вчера — ты. Всю ночь я ходила взад-вперед по комнате, не зная, как поступить.

— Да, я слышал вчера перед сном, как ты ходила.

— Поздно ночью до меня донесся шум драки и этот гнусный смех. Потом