Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никогда!
— И что она сказала? Ах да: «Подумать только, что я скорбела по этому подлецу, пока он благополучно жил во Франции с этой…» Как это, дорогая? — спросила Кларисса, подбирая нужный оттенок шелка.
— Шлюха.
Глаза Стивена округлились. Его отец, Жан Жак, употребил этот нелестный эпитет по отношению к леди, пытавшейся разбить брак полковника Ли и прелестной мисс Луизы. Порядочным леди негоже употреблять такие слова!
— Именно. И она назвала папу bвtard[20]и заявила, что больше не желает видеть его.
Джоли только рот открыла. Даже она знала, что означает это французское слово.
— Так оно и вышло, — заметила Симона столь небрежно, словно обсуждала погоду.
— Мама всегда была права.
— Да, для нее папа погиб в Санто-Доминго. Она сказала, что не знакома с предавшим ее человеком, который способен роскошествовать, пока жена и дети борются за существование. Что он сделал выбор, предпочтя ту женщину и новую семью старой, и теперь ему придется остаток дней жить с этим на совести. Даже бабушка согласилась, а она больше всех горевала по отцу. Он был ее единственным сыном. Такая трагедия. Это мой шелк, Кларисса, — мягко заметила Симона, шлепнув сестру по руке.
— Пойдемте, мисс Ли, — позвала Джоли, покачав головой, потому что сестры были достаточно безвредны, хотя иногда и заговаривались.
— Зачем? — заговорщическим шепотом спросил Гай. — Все это ужасно интересно.
Джоли ответила уничтожающим взглядом.
— Никто с того света не возвращается, Симона. Этот человек не мог быть нашим папой, и мама права, что не поверила ему.
— Согласна, Кларисса. Я тоже не верю. Если бы он любил нас, приехал бы раньше. Будь он нашим отцом, как мог оставаться в стороне, зная, что мы тоскуем по нему? Нет, это слишком жестоко! А ведь мы устроили ему могилу, в которой никто не лежал, и каждое воскресенье приносили на кладбище цветы! Я вечно там простужалась. Нет, тот человек был самозванцем. Лучше пусть папа будет мертвым, чем таким! Кстати, Кларисса, мне кажется, это не тот цвет.
Оставив Стивена перевязывать исцарапанные ладони Гая, Ли позволила Джоли вытащить ее из комнаты. Она сознавала, что не сможет солгать Джоли насчет случившегося, да и не хотела. Джоли — единственная, кто поймет все.
— А теперь выкладывайте, да чтобы мне не пришлось вытягивать малейшие подробности, как больные зубы, — велела она, сложив руки на груди.
Ли кивнула, но жаркие слезы еще не успели хлынуть потоком, как Джоли обняла ее и прижала к тощей груди, заглушая глубокие всхлипы. Час спустя Джоли еще кипела гневом. Откровения питомицы застали ее врасплох, хотя она испытывала непонятные ощущения еще с прошлой ночи, когда услышала раскаты грома. Никогда еще одно из ее любимых существ не было так близко к смерти!
Длинные тонкие пальцы, державшие порванную блузку Ли, дрожали. Подумать страшно, что было бы, не защити Ли добрые духи!
Сейчас ее малышка отмокала в горячей мыльной воде, а рядом на маленькой тумбочке лежал кожаный кисет. Джоли задумчиво кивнула, в твердой уверенности, что все произошедшее пять лет назад, когда дороги Ли и Нейла Брейдона впервые скрестились, было предназначено судьбой с начала времен.
Ли наклонила голову, промывая волосы, и губы Джоли зловеще сжались при виде темно-красного рубца на шее, там, где сыромятный ремешок был безжалостно срезан, оставив болезненную ссадину на коже.
— Сердечко мое, пойду принесу вам поднос. Ложитесь спать пораньше. Я уже сказала мисс Камилле, чтобы не ждала вас к ужину. Найду вам что-нибудь погорячее да повкуснее. Но сначала сожгу это.
Она подхватила разорванную блузку, смяла и сунула под мышку. Ли устало кивнула, не впервые задаваясь вопросом, что бы делало семейство Треверсов без Джоли.
Джоли не успела сделать и нескольких шагов, как внезапно замерла. Прямо перед ней с подносом в руках возник объект ее частых и до последнего времени не слишком приятных раздумий.
Нейл Брейдон оценивающе оглядел мулатку, когда-то его заклятого врага, всерьез гадая, не придется ли выдержать настоящий бой, чтобы спокойно войти к собственной жене.
Но он недооценил Джоли. Та немного испугала его, подавшись вперед. Желтые глаза блестели от слез расплавленным золотом. Губы дрожали, когда она пыталась заговорить. К его непомерному удивлению, она протянула похожую на птичью лапу руку и вцепилась в него. Странно еще, что кожа при этом не повисла полосами!
Впившись взглядом в его глаза, мулатка коснулась его груди, плеча, жесткой щеки, и эта робкая ласка потрясла Нейла. Джоли сказала что-то на языке, который Нейл посчитал индейским, но наречие не принадлежало ни команчи, ни кайова, так что он не понял ни слова. Потом словно бы церемониальным жестом провела ладонью по его руке сверху вниз и исчезла, давая доступ к двери спальни Ли.
Нейл, борясь с недоверием, улыбнулся. Половина битвы выиграна!
Он ступил за порог своей комнаты. Той комнаты, в которой предпочла поселиться Ли. И был снова поражен открывшимися глазу переменами. Раньше он не понимал, насколько может влиять женское присутствие на общую атмосферу. Все: от пестрого покрывала на кровати до маленького женского бюро у окна и кружевных панталон, небрежно брошенных на спинку кресла-качалки, — напоминало о Ли. Открыв ящик комода и вдохнув запах роз и лаванды, он до боли захотел ее увидеть. Именно предвкушение встречи и хранило ему жизнь весь последний год войны.
И вот теперь Ли здесь. И она его жена. Между ними больше нет никаких препятствий.
Он смотрел на ее обнаженные руки, втиравшие мыло в длинные пряди, и жадно втягивал носом аромат трав.
Ли слегка привстала и потянулась к кувшину с чистой водой, чтобы промыть волосы. Не отрывая глаз от изящных контуров ее спины и талии, он поставил поднос на комод и дотянулся до кувшина первым. Увидев, как сильные пальцы сомкнулись вокруг ручки, Ли растерянно повернулась, открывая глазам Нейла груди с задорно торчащими розовыми сосками, и прежде чем он смог осуществить свои любовные фантазии, поспешно погрузилась в воду. Но Нейл, положив ладонь на негодующе вздернутое плечико, стал поливать водой ее макушку. Ли яростно запротестовала против столь бесцеремонного обращения, хотя Нейл сомневался, что Джоли обходилась с ней мягче.
Он уже поставил было кувшин обратно на комод, но, случайно увидев кожаный кисет, нахмурился. Ли, проследив за его взглядом, попыталась схватить кисет, спрятать, но внезапно сообразила, что не имеет на это права. Поэтому она поспешно отдернула руку и наклонила голову, чтобы не дать ему увидеть выражение своего лица. Кто знает, обрадуется он или рассердится, когда поймет, что она носила кисет?
Нейл поднял мешочек, столько лет бывший частью его самого, и едва не ахнул, увидев набухший красный рубец, уродовавший шею жены. А шнурок порван, и концы снова завязаны в узел… значит, она действительно надевала кисет. Нейл оставил его ей, надеясь… но не зная, захочет ли она прикоснуться к нему. Поверит ли? Ощутит ли родство душ, достаточное, чтобы носить кисет?