Этот вожак колхозного села в панферовской пьесе сам должен освобождаться от многого, что тянет его назад и временами затемняет его зрение. И у него есть трудная борьба с самим собой и случаются минуты падения. Но он не отступает и не уходит на боковые тропинки.

Власть, которую Аким приобретает над окружающими, приходит к нему не оттого, что он выступает перед своими односельчанами в качестве уговаривателя, произносящею логически убедительные, разумные речи. Аким открывает перед ними свой собственный душевный опыт. Он находит точные, сильные слова для того, чтобы выразить мечту, открывающуюся перед его духовным взглядом.

Исповедь Акима на первом собрании колхозников решает судьбу маленького отряда, двинувшегося по еще неизведанной дороге. В ней впервые открылась перед глазами людей близкая возможность каких-то еще небывалых человеческих отношений. Колхоз, который стали организовывать крестьяне акимовского села, перестал быть для них только хозяйственной задачей.

Эти три героя панферовской пьесы решают ее основные линии, ее колорит и тему. Но и остальные персонажи, каждый в отдельности, представляют собой индивидуальные образы людей, со своим особым душевным миром, со своей судьбой в жизни.

Захар Чижов — бессменный председатель колхоза, один из первых вставший на новую дорогу жизни. Дед Чижик, тихий и незаметный, но живущий напряженной и страстной жизнью. Резкий и грубоватый Иван Балясов, в порывистых движениях которого сказывается упорный и сильный характер. Болезненный Фома, сын Егора, погибающий от руки сельских кулаков. Хозяйственная, хлопотливая Аннушка, с нежностью выводящая цыплят на птицеферме. Страдающая Зинка, дочь кулака Пшенцова, морально придавленная своим отцом, словно искалеченная душевно на всю жизнь. Чудаковатый, как будто никчемный Юлок — сборщик утильсырья, переноситель деревенских сплетен. В каждом из этих людей по-своему отражается жизнь, пройденная селом за эти пять-шесть лет.

С большой драматической силой и выразительностью написан драматургом образ кулака и бывшего старшины Пшенцова. Он как будто вырезан скульптором из темного плотного дерева.

Пшенцов не уходит из села. Он остается жить среди людей, которые уже давно освободились из-под его власти. Он ждет своего часа. Есть что-то массивное, древнее в этой фигуре благообразного высокого старика. Драматург заостряет его внутренний облик. Особенно это сказалось в сцене «умирания» Пшенцова, заранее им объявленного. Он лежит за занавеской в кровати, молчаливый, ощерившийся и в то же время неподвижный, как мертвое тело. На него приходят посмотреть крестьяне. И хозяин избы, где лежит Пшенцов, отдергивает полог и показывает его, как экспонат паноптикума.

В таких же почти гротесковых чертах дан драматургом в первом акте образ диверсанта Пугачева, появляющегося под видом юродивого.

При всей выразительности этих фигур они отступают в пьесе на второй план. В них есть что-то мертвое и статичное. Они словно каменеют на глазах зрителя по мере развития событий драмы. Их заслоняют персонажи, внутренний мир которых развертывается в движении, в разнообразии глубоких и сложных переживаний.

5

Не случайно мы ограничили разбор этой талантливой пьесы характеристиками персонажей, почти ни слова не сказав об ее сюжете. В сущности, в ней нет сюжета, цельного и точно очерченного. Есть канва событий, общая для всей советской деревни в целом. И по ней сплетаются, расходятся и сталкиваются снова, как нити сложного узора, пути и тропинки, по которым проходят отдельные персонажи. Постепенно эти нити сближаются, переплетаются тесным рядом, и из множества отдельных человеческих судеб вырастает жизнь целого села, а за ней и жизнь всей страны.

Пьеса сложна по своему построению. В ней нет того, что мы называем ведущим персонажем, на котором сосредоточивается тема и действие драмы. Действующие лица перемещаются по своему положению по мере развития событий. Вначале ведущим персонажем оказывается Аким Морев, затем на центральное место выходит Егор Дударев.

Такая композиция пьесы представляет много трудностей для театра. Драма Панферова требует глубокой, внимательной работы над образами персонажей. В них, и только в них, заключена драматическая динамика действия. Каждое отдельное лицо, вплоть до самого незначительного, эпизодического, имеет свой, особый, отчетливо выраженный душевный склад.

Есть пьесы, составленные из эпизодов. Панферовская драма скомпонована из отдельных персонажей, слабо связанных между собой внешней сюжетной линией. Они сравнительно редко приходят в непосредственное столкновение в ходе драмы. Это случается только в ее немногие моменты.

«Жизнь» — пьеса детального психологического анализа. По своему стилю она ближе всего стоит к драматургии Горького.

В драмах Горького единство действия создается сложным путем. Фабула их обычно тоже нелегко поддается расшифровке. На первый взгляд кажется, что она отсутствует вовсе. Для того чтобы изложить содержание «Егора Булычова», нужно последовательно и детально охарактеризовать образ самого Егора и других основных действующих лиц. Без этого фабула драмы просто будет непонятна или настолько обща, что ее можно рассказать буквально в нескольких словах.

Роднит пьесу Панферова с горьковской драматургией и своеобразное построение ударных моментов, о которых мы говорили раньше. Они рассеяны по всей пьесе своего рода «узлами». Действие в них сразу взлетает наверх, как бы вырываясь из-под почвы бурным потоком и затем снова уходя в землю.

В горьковских традициях лежит и прием Панферова «очудачивания» своих персонажей. Драматург часто выделяет одну черту в облике своих героев и заостряет ее до парадоксальной формы. Такой прием у Панферова служит не для внешнего разукрашивания образа и не для игры в жанровое разнообразие. Драматург применяет его, чтобы вынести на поверхность какой-то особый изгиб в психике персонажа, сделать его видимым и осязаемым физически. В этом приеме написаны образы Дударева, Юлока и отчасти Пшенцова.

Наконец, от Горького же идет у Панферова и заострение отдельных сценических моментов до гиперболы, почти до гротеска. Я говорю «почти», потому что ни у Горького, нив пьесе Панферова такое смелое заострение не нарушает жизненной правды — бытовой или психологической. Временами оно стоит на грани фантастического, но никогда не переходит ее, не превращается в самоцель, в оригинальный театральный трюк. Такое заострение сценической ситуации раскрывает в событиях драмы трагический смысл.

Этот стиль панферовской пьесы необходимо точно учесть при постановке ее на сцене. В нем ключ к ее театральной природе. На первый взгляд драма Панферова кажется статичной. Но в ней есть внутреннее движение. В ней есть и острые сценические моменты, в которых действие кульминирует до высокой драматической точки. Эту особенность пьесы мы можем проследить хотя бы на первых сценах.

В самом начале пьесы разыгрывается одно из тех драматических происшествий, которые у Панферова происходят внезапно, возникают как «вспышки молнии». Внешне это событие как будто ничем не подготовлено. Но оно внутренне оправдано и сразу