Не прошло и недели, как первые вагоны уже мчались по рельсам, которые они сами прокладывали по гладким железнодорожным настилам. Поезд катился, по верхним и нижним колеям; каждый из четырех рельсов походил на натянутую тетиву лука, причем луки эти спереди и сзади были длиннее поезда; весь состав был заключен в вытянутый овал, с закруглениями перед головным вагоном и после последнего. Точнее, в два овальных стальных обруча, которые поезд с шумом крутил вокруг себя, вновь и вновь наступая на них, сдергивая их сверху себе под колеса. Поезда с грохотом проносились по мостам — и днем, и в полной темноте задымленной вулканическими испарениями ночи, — бросая перед собой пучки слепящего света, магнетически притягиваемые к следу, впечатанному в подвижные мостовые настилы. Под свежим ветром из утроб вспомогательных судов, относящихся ко всем трем эскадрам, извлекались, доставлялись к вагонам и монтировались на их платформы те машины, от которых должны были погибнуть и Крабла, клокочущий вулкан, и Лейрхукр — клубящееся газами, раздирающее скалы чудовище.

Кюлин запер в этих машинах новые виды энергии. Он в свое время прошел школу Мардука. Но если сам Мардук культивировал деревья, подстегивал (как в кошмарном сне) жизнь, принуждая их к бурному, сверхъестественному росту, то его шведский ученик подчинил своей воле камни и кристаллы. Он нашел корм, которым можно подпитывать камни. Часами Кюлин с восторгом наблюдал, как образуются и соединяются кристаллы. Накопление снежных игл и изменение ледяных узоров на оконном стекле под влиянием человеческого дыхания стало для него первым чудом. А когда он увидел, как долговязый крепкий Мардук, ботаник, работает с сухими семенами, ростками, волосатыми корнями, побегами, срезанными листьями деревьев (под воздействием питательных газов и стимулирующих растворов у стеблей увеличивались волокна, ситовидные трубки и сосуды — точно так же, как на бледной молодой ветке ели начинают расти подушечки, одна клеточная оболочка за другой), им овладело желание поиграть в такие же игры со своими камнями и кристаллами. В этом желании было что-то чрезмерное нахальное низменное, но сопротивляться ему Кюлин не мог: он уже подпал под власть жаркого и смутного влечения. Да, наблюдая за ванночками и нагревательными трубками, в которых хранились его кристаллы, он представлял себе, что кристаллы бросают ему вызов: они ведут себя не так, как он хочет; он должен стать господином над ними. Ведь справляется же человек с животным; разве камень есть нечто большее, чем лошадь? И Кюлин пытался воздействовать на кристаллы нагреванием, различными растворами, электромагнитными силами. Время от времени что-то в этих камнях поддавалось, становилось уступчивым. Тогда исследователь ощупывал их лучами — такими, что отскакивали от них, или пронизывали насквозь, или охлаждали, или нагревали. Он понял, что камни тоже восприимчивы и что среди них можно осуществлять отбор, посредством тепла давления и лучей, — как культивируют породы животных, изменяя состав сыворотки крови. Речь шла не о внешней форме кристаллов, зависимой от случайностей, а об их мельчайших частицах, о запертых в кристаллах прасущностях, о том, как эти прасущности скрещиваются, располагаются, связываются между собой. На них можно было воздействовать, менять их по своему желанию.

Однажды туманным утром — по бегущим по кругу, но и с грохотом влекущимся вперед рельсам, поющим на все более высоких тонах — понеслись через большепролетные мосты элегантные машины. Машины были не больше двух метров в высоту, плоские и длинные, как вагонные платформы, к которым они крепились. В голове у них были отверстия: глаза, которые вместе с головой могли поворачиваться вправо и влево, вверх и вниз. Каждую машину обслуживало около пятидесяти опытных работников, мужчин и женщин. Воздух кишел летателями, которых не удержали от полета ни падающие хлопья пепла, ни страх перед предстоящим испытанием. Порожистая Йокульсау шумела на своем песчаном ложе. Она текла издалека, с глетчера, и катила грязно-серые воды мимо разъяренного вулкана Крабла. Когда испарения над озером Мюватн немного рассеивались, можно было увидеть темную линию Лососевой реки, которая — словно огретый кнутом орущий и плюющийся демон — выскакивала из озера, дыбилась, ибо в нее попадали вулканические бомбы. Она же эти бомбы захлестывала, затаптывала, отбрасывала. Даже сверху был слышен гортанный хрип взбаламученной воды, было видно, как раздраженная река разбрызгивает над упавшими в нее камнями клочья пены. Черные и тихие, высились вдалеке горы плато Фиски. Эти горы вокруг двух вулканов пребывали в покое.

Но хотя они и пребывали — пока — в покое, в них уже обнаружилась своеобразная жизнь. Как если бы у этих существ слегка дрогнули ресницы, веки закрылись, ресницы снова дрогнули… Все началось с Краблы. А вскоре присоединился и Лейрхукр. У обоих склоны — восточный северный западный — чуть-чуть сместились; груз, лежащий на них, попер, попер вверх, будто у вулканов зачесалось спина. По их тяжелым склонам, обращенным в сторону изящных мостовых опор, покатились вниз камни, и камнепад этот не прекращался, он окутал склоны дымкой тумана. Туман сгущался. И пока он распространялся по кругу, от гор во все стороны, люди, находившиеся на мостах, услышали грохот, превосходящий все земные мерки. Нескончаемые шарканье громыхание гул, которые, равномерно нарастая, заглушали перекрывали потрескиванье и шипение вулкана — перекрывали так, что нельзя было понять, из какого места поднимается к небу, с какой стороны доносится этот звук. Ревело и гудело одновременно с юга с запада с востока с севера, и все же гул этот исходил только от стен вулканов, которые, скрытые камнепадами, очень медленно тянулись вверх, как будто, подталкиваемые сотрясающейся землей, пытались из этой рыхлой земли выбраться. Стенки поднимались так, как поднимается — медленно — палец. Или как просыпается спящий: медленно распрямляет спину, упирается в край кровати руками, а взгляд его еще устремлен вниз, он еще видит сон, еще цокает упертым в нёбо языком.

Под взглядами машин Кюлина росли эти стены, машины подстрекали их к вспучиванию. За колышущейся, все более густой завесой мелкого камнепада с растущих стен обрушивались мертвые каменные блоки, для человеческого глаза невидимые; и слетали — поскольку стены их стряхивали — корки застывшей складчатой лавы: разламываясь, грохоча, как падающая шиферная плитка, похрустывая, размалывая сами себя. Кратеры двух вулканов вытягивались в высоту, одновременно расходясь в стороны от незримого ядра, — словно пузыри.

Ленивый Крабла будто получил ноги. Его каменная мантия уже свалилась в грязную Йокульсау, берущую начало от талых снегов глетчера Аскьи. Камни и куски лавы, черные пористые вулканические бомбы, только что танцевали на поверхности воды, будоражили эту взбрызгивающую поверхность — и вот они уже засыпали реку на километровом участке, обломки торчат из потока, река завалена, забаррикадирована, отрезана от моря. На севере и западе каменные вуали окутывают склоны горы. К западу от Краблы дымятся стенки Лейрхукра. Каменный дождь заткнул дыры в старых лавовых полях, завалил туфовые пещеры высотой в рост человека.

Внезапно вершина Краблы надломилась, рухнула. Звука этого обвала люди не расслышали — из-за равномерного гула и рокота разбухающих гор. И одновременно погас вертикальный огненный луч Краблы. Черный дым вихрился на его месте, все более и более уплотняясь; он толчками возносился вверх, на много миль выше задохнувшегося вулкана. Стенки же вулкана — растущие, поднимающиеся все выше, обваливающиеся, видные за каменной завесой лишь как черные тени — заколыхались закачались, словно простыни на ветру. Эти перемещающиеся горы уже не были горами. Они росли в высоту, расползались по земле, по раскалывающимся лавовым полям, до самого Мюватна. Курились и полыхали. Языки огня, голубоватые и зеленые, как по волшебству усеяли их склоны. Огоньки мерцали, словно горняцкие лампы, гасли, снова вспыхивали. Между ними колыхалась качалась стена вулкана — гигантского, высотой до туч, корабля, вломившегося в черную землю. Огоньки множились и змеились по взбухающим горам; наверху снова накренилась вспучившаяся вздыбившаяся каменная масса, бесшумно рухнула в дымящийся кратер.