хотел переживать о том, что он захочет отомстить. Наверняка у него была возможность выследить нас и наказать.

Размышляя об этом, я осознал, что речь больше не идет о простом убийстве. Борьба с Нордхэгеном шла не на жизнь, а на смерть, и если мы не победим, то погибнем или, что еще хуже, окажемся в застекленных ящиках в погребе. Вот до чего дошло. Или мы с Линой, или Нордхэген.

Я стал лучше понимать, где я нахожусь и что мне делать. Больше ошибок быть не должно, даже небольших помарок. Нордхэген был гораздо опаснее полиции.

Изначально я планировал переехать в отель или на съемную квартиру, чтобы не привлекать к себе внимания, когда Нордхэген умрет. Но теперь я понял, что это было бы ошибкой. Меня здесь видели, поэтому если я вдруг исчезну в решающий момент, это вызовет больше подозрений.

Поэтому лучше оставаться на месте. Если у полиции будут вопросы, я на них отвечу. Нет, у меня нет работы в Великобритании. Я американец. Я снимал у него квартиру. Познакомился с ним в баре, потом встретил его ассистентку. Переехал в его свободную квартиру. Конечно, она моя девушка. Вы чертовски правы, я ее люблю. Это должно сработать, подумал я. Стараться по возможности говорить правду и не сдаваться. О да, старина много пил. Напивался до чертиков. Это могли бы подтвердить бармены и владельцы клубов по всему Лондону. Я с удовольствием составлю список – и у меня появится целая армия свидетелей. Я улыбнулся. План постепенно вырисовывался, в том числе благодаря Нордхэгену.

Я подошел к кровати и посмотрел на него. Он производил жалкое впечатление. Маленький, щуплый, с распухшей печенью, выпирающей из-под рубашки. Лопнувшие капилляры придавали его тестообразному лицу хоть какой-то цвет. В то же время он был умным, выдающимся хирургом, начитанным, культурным и щедрым. Было сложно поверить в то, что этот человек убил несколько десятков людей и изуродовал еще больше. Этот человек создал собственное королевство, или концлагерь, в самом сердце Лондона. Я представлял себе, как Нордхэген изо дня в день делает прекрасных дебютанток высшего света еще прекраснее, добавляет последние штрихи, о которых забыл Бог, а потом по ночам занимается другим своим делом, проводит у себя в погребе другие операции…

Лина права: слово безумие ничего не объясняло. Чем больше я думал о Нордхэгене, тем мне сильнее казалось, что это слово ему не подходит. Я добрался до самого сердца тайны и ничего не выяснил. Может, я зря искал ответ. Может, к Нордхэгену следовало относиться как к данности, как к орудию сил природы. Теперь это не имело значения. Другая, еще более мощная сила взяла судьбу Нордхэгена в свои руки. И этой силой были мы с Линой.

Настал следующий день. Прошло двадцать четыре часа с начала воплощения плана. Лина спустилась вниз, и мы поговорили. У меня было гнетущее ощущение того, что мы еще недостаточно хорошо подготовились. Я отправил ее домой за одеждой и другими необходимыми вещами. Она взяла с собой мешок с наркотиками и вернулась через два часа. Приготовила мне поесть, и потом я ушел к себе. Там я принял душ, заснул и проснулся после полудня, чувствуя себя гораздо лучше.

Лина сидела на том же кресле в спальне, но Нордхэгена в комнате не было. Я застыл в дверном проеме и уставился на пустую кровать. Лина указала на ванную комнату. Голый Нордхэген лежал в ванной и храпел.

– Он обосрался, – объяснила Лина. – Я смогла раздеть его и помыть, но не смогла вытащить из ванной.

– Ничего страшного. Так даже лучше, как мне кажется. Он не проснулся?

– Нет. Бормотал что-то нечленораздельное и еле-еле передвигался.

– Хорошее снотворное.

– Кстати, – сказала Лина, – кажется, в прошлый раз я дала ему три капсулы. У меня с трудом получилось их в него впихнуть, и я могла обсчитаться.

– От этого он не умрет. Надеюсь.

Лина пошла вниз и приготовила для нас сэндвичи.

– Тебе нужно отдохнуть? – спросил я.

– Я в порядке.

– Поспи пару часов. Потом опять посидишь с ним, пока я поработаю в погребе. Нас ждет долгая ночь.

Она кивнула. Я не сказал ей, чем занимался внизу, но она и не спрашивала.

Позже, когда Лина проснулась, отдохнувшая, мы влили в Нордхэгена обогащенного фруктового сока и дали ему еще снотворного.

Спускаясь в погреб, я размышлял о людях Нордхэгена. Без сомнения, они проголодались и находились в полном ужасе. Должно быть, они задавались вопросом: что происходит? Рутина остается рутиной даже в аду, а их рутина нарушилась. Они не видели Нордхэгена уже два дня. Они видели, как я один раз спустился в крипту и вернулся оттуда спустя какое-то время. Я хотел их успокоить, поэтому занялся обычными делами и включил музыку. По тому, как они наблюдали за мной, я догадался, что все они думают только об одном: где Нордхэген? У него появилась небольшая проблема, ребята, небольшая проблема. Как мне хотелось рассказать им, что маленький доктор теперь обездвижен – почти также, как и они. Правда, его конечности на месте, но в его текущем состоянии чувствовалась определенная справедливость.

Я решил не заморачиваться с едой и влил в них огромную дозу джина с тоником, приправленного чем-то без цвета, без запаха и без вкуса. Пока я налаживал подачу питания, я был абсолютно спокоен, но, когда сел в командном пункте, заметил, как сильно трясутся у меня руки.

Как иронично – чтобы спасти этих людей от Нордхэгена, я должен их убить. Я продолжал убеждать себя, что это единственный способ. Но в сознании возникали образы из Камбоджи, и я задумался: вдруг я – новый Пол Пот, и решение проблемы оказалось катастрофичнее, чем она сама. Будь что будет. Если бы у этих людей был выбор, согласились бы они продолжать жить, но стать немыми, слепыми и испытывать постоянные муки? Все равно их ждал бы тот же конец, когда Нордхэген осуществил бы план по «вынужденной выборочной аннигиляции». И тут я вспомнил слова, сказанные Нордхэгеном: иногда для того, чтобы проявить доброту, приходится быть жестоким. Эти смерти были неизбежны, но я сделал их безболезненными и проводил этих людей в последний путь огромными порциями джина с тоником!

Я сидел в командном пункте, освещенный оранжево-зеленым светом электронных дисплеев, и смотрел на свои дрожащие руки, пока с мониторов не исчезли последние жизненные показатели. Потом я надел новую медицинскую маску, новую пару хирургических перчаток и принялся за работу.

Одно за одним я отстегнул тела от оков, достал их