После ужина они устроили военный совет. Судя по всему, в замке ничего не изменилось, трупы охранников не нашли. Но Гарен мог скоро вернуться, и они не могли допустить, чтобы Катрин вдруг случайно обнаружили, заметив в домике Пакретты.

– Лучше всего было бы предупредить его светлость герцога Филиппа, – сказал Ландри. – Но на это потребуется слишком много времени. Он сейчас в Париже.

– А мессир де Руссе, – спросила Катрин, – он в Дижоне?

– Думаю, что да! Но он мало что сможет для тебя сделать. Хочешь ты этого или нет, но Гарен – твой муж. У него на тебя все права, и никто не сможет помешать ему забрать тебя, даже с помощью капитана гвардейцев. Гарен бессилен только против могущества герцога. Завтра я поеду в Париж…

Это было единственно верное решение, но Катрин испытала невольный страх при мысли, что Ландри уедет. Рядом с ним она ничего не боялась. Он был сильный, смелый и… веселый!.. К ней вернулся ее прежний Ландри.

– А почему бы спокойно не подождать здесь, пока герцог не вернется? Может быть, он недолго будет отсутствовать?

– Про него никогда ничего нельзя знать наверняка! – сказал Ландри. – Кроме того, я ведь на службе и не могу надолго отлучаться. Я должен ехать за ним в Париж. Он отдаст необходимые указания, чтобы защитить тебя и помешать твоему мужу вредить тебе. Если бы не… твое состояние, я бы взял тебя с собой, но дорога до Парижа слишком долгая и опасная. Я-то проеду без труда и быстро вернусь. Ну же, улыбнись мне! Ты прекрасно знаешь, что для меня важнее всего – спасти тебя.

Он вложил столько сердечности в эти слова, что Сара невольно посмотрела на Пакретту. Но веки колдуньи были опущены, она продолжала собирать грязные миски, чтобы помыть их. Лицо ее было каменным.

– Я соберу тебе кое-что в дорогу, – сказала она, не глядя на Ландри.

Ночью Сара, спавшая вместе с Катрин на кровати, которую им уступила Пакретта, внезапно проснулась, разбуженная тем шестым чувством, которое так присуще кочевым народам. Огонь был потушен, в доме было темно, но цыганка почувствовала, что возле кровати кто-то есть. Она затаила дыхание. Пакретта должна была спать на чердаке над их головой, а Ландри в хлеву, со своей лошадью и козами. Но с той стороны, где глубоким спокойным сном спала Катрин, слышался какой-то шорох. Там кто-то был, Сара могла бы в этом поклясться. Она вскочила, чтобы зажечь свечу, но осторожные, хоть и отчетливые шаги уже удалялись. Дверь дома бесшумно отворилась, и в более светлом ее проеме Сара различила силуэт женщины. Дверь мгновенно закрылась, но цыганка ни секунды не колебалась. Она быстро натянула чулки, туфли, накинула на плечи одеяло и, стараясь не разбудить Катрин, тоже выскользнула из дома. Именно в этот момент Пакретта выходила из курятника, неся что-то под черным плащом, окутывавшим ее фигуру. Сара едва успела отступить в тень двери, чтобы не быть замеченной.

Колдунья быстро вошла в лес, примыкавший к ее дому. Там она остановилась, и Сара увидела, как она зажгла фонарь, который держала под плащом. Проделав это, колдунья пошла дальше. Все это показалось Саре таким странным, что она решила пойти за ней следом. Куда шла Пакретта этой темной ночью? К ночи потеплело, и снег таял на деревьях и на земле. Пакретта шла быстро, и Саре пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать от нее. Это было нетрудно, ее вел за собой пляшущий огонек фонаря. Дорога, по которой они шли, петляла по склону холма, огибая крупные валуны, и опускалась в поросший лесом овраг. Внезапно огонек исчез, как будто его поглотила земля, и Сара очутилась в полной темноте. Она заколебалась, но все-таки пошла дальше, в том направлении, где исчез огонек фонаря. Ее глаза быстро привыкли к темноте, и она шла почти без труда. Вскоре Сара поняла, почему исчез огонек. Тропинка проходила через огромный валун, в котором была расщелина, достаточно широкая, чтобы прошел один человек. Уверенная, что Пакретта нырнула именно туда, Сара остановилась, прислушалась и уловила звук двух человеческих голосов. Она пожалела, что не взяла никакого оружия, но все-таки смело пошла в ту сторону, откуда слышались голоса, ощупывая валун руками. Вскоре ей пришлось развести руки в стороны, потому что проход расширялся, но в этот момент она увидела яркий свет и голоса стали громче. В глубине земли, где-то в конце узкой галереи, раздавалось странное пение. Сара пошла быстрее на этот яркий свет. Тропинка шла вглубь, становясь все более скользкой и труднопроходимой из-за просачивающейся грунтовой воды. Но теперь Сара чувствовала близкое тепло. Коридор сворачивал в сторону, и Сара увидела большой светлый проем, наполовину загроможденный обломками камней, за которыми она и спряталась.

То, что она увидела, заставило ее суеверно перекреститься. Перед ней была довольно глубокая пещера, посреди которой был разведен огонь. За этим огнем, на своеобразном алтаре, вырезанном из камня, стояла грубая деревянная статуя – человек с головой козла, между рогами которого горели три черные свечи. Около дюжины мужчин и женщин разного возраста, одетых в крестьянскую одежду, сидели на земле по обе стороны от статуи. Они были совершенно неподвижны, и Сара могла бы принять их за статуи, если бы не монотонное пение с неразличимыми словами, срывавшееся с их губ. Только старик с белыми длинными, как у женщины, волосами стоял перед ухмыляющимся идолом. Вложив руки в рукава длинного черного одеяния, покрытого сверху донизу красными каббалистическими знаками, он наклонился к Пакретте. Молодая девушка сбросила капюшон своего темного плаща. Она стояла перед стариком на коленях с непокрытой головой. Она что-то говорила, а он ей отвечал, но Сара была слишком далеко и не могла слышать, что они говорят. Цыганка поняла, что перед ней сбор колдунов Малена в тайном святилище, где они славили Сатану, своего покровителя…

Сара вдруг заметила, как Пакретта протянула что-то блестящее своему собеседнику: это была прядь золотистых волос, и это были волосы Катрин. Очевидно, колдунья срезала их только что, в тот момент, когда Сара проснулась, почувствовав чье-то присутствие. Старик разделил прядь на две части, одну из которых спрятал под одеждой, а другую сжег на алтаре, тщательно собрав пепел. Пакретта, все еще стоявшая на коленях, протянула старику черную курицу, и Сара поняла, зачем она ходила в курятник. Старик положил курицу на алтарь и отрезал ей ножом голову. Хлынула струя крови, и жрец собрал ее в деревянную чашку. Он смешал ее с пеплом от сожженных волос, замесил что-то вроде теста, в которое добавил немного муки, потом, повернувшись к козлу-дьяволу, поднял ко рту чудовища сделанную им лепешку. Пакретта простерлась на земле лицом вниз, а сидевшие полукругом колдуны пели все громче, раскачиваясь в такт пению. Сара была вынуждена отпрянуть, чтобы не поддаться пагубному очарованию этой сцены. Она понимала, что Пакретта, не уверенная в своих собственных колдовских силах, пришла просить помощи против появившейся врагини у тех, кто был сильнее ее.

Закончив ритуал, старик повернулся к Пакретте, поднял ее и нарисовал кровью у нее на лбу крест. Наклонившись еще ниже, он поцеловал ее в губы и, достав из-под платья пакетик с порошком, протянул его ей, прошептав что-то на ухо, указав пальцем на выход.

Этот жест предупредил Сару. Пакретта собиралась уходить. Нужно было бежать, прежде чем ее обнаружат! Она понеслась со всех ног, не обращая внимания на острые углы, на которые натыкалась, торопясь добраться до выхода. Свежий воздух благотворно подействовал на нее. Ей показалось, что она вернулась из ада. Ее инстинкт уроженки полей и лесов помог ей найти тропинку с уверенностью охотничьей собаки, которая гонит дичь, – так сильно она хотела вернуться раньше Пакретты. Она наконец-то выбралась на опушку леса, потом добежала до дома. Оттуда не доносилось ни звука. Катрин спала по-прежнему тихо и спокойно. Сара сорвала с себя одежду и нырнула под одеяло. Катрин проснулась от ощущения холода, исходившего от тела Сары. Она прошептала что-то невнятное, перевернулась на другой бок и снова заснула. Через несколько секунд вернулась Пакретта. Сара, глядя широко раскрытыми глазами в темноту, услышала, как заскрипели ступеньки лестницы, по которой колдунья забиралась на свой чердак. Секунду спустя все стихло. Но Сара не могла уснуть. То, что она увидела, убедило ее в том, что Пакретта сделает все возможное, чтобы навредить Катрин. Она не верила в колдовство этих деревенских идолопоклонников и не боялась, что они смогут причинить Катрин какое-то зло. Достаточно будет следить за пищей: ее беспокоил пакетик, переданный стариком Пакретте. Она боялась, что это мог быть яд.