– На вашем месте я бы этого не делала.

Она почувствовала силу холодного прилива, который начал медленно подниматься из глубины, закручиваясь в воронки. Перед Ниной снова вставали могилы неизвестных и безымянных, зарытых в землю без всяких церемоний, – женщин и девушек, привезенных сюда тайно, умерших в мучениях и брошенных во тьме, – тех, оплакать кого было некому.

Придите ко мне, приказала Нина.

– Это просто девчонка, – рявкнула Мать-хранительница, – всего лишь девчонка! Что вы за трусы!

– Я не одна, – промолвила Нина. Шепот в голове усилился. Это были фьерданские женщины. Девушки, что взывали о справедливости, безмолвно крича в глухой земле. Нина открыла рот, дала им возможность говорить.

– Я – Петра Тофт. Слова слетали с губ Нины, но собственного голоса она не узнавала. Ты разрезала мне живот и достала из него ребенка. Ты оставила меня истекать кровью, хотя я молила о помощи.

Я – Сив Энгман. Я говорила тебе, что у меня были выкидыши, что я не могу выносить ребенка, но ты заставляла меня беременеть снова и снова. Я держала каждого мертворожденного младенца в руках, каждому давала имя.

Я – Элинор Берглунд. Я была послушницей, меня отдали на твое попечение. Я доверяла тебе, называла матушкой. Я просила пощадить меня, когда ты раскрыла мои способности. Я умерла, вымаливая очередную дозу.

– Что это такое? – Мать-хранительница стояла, схватившись за сердце. Ее била дрожь, вытаращенные глаза напоминали две луны.

Одна за другой женщины и девушки называли себя, а Нина продолжала говорить их устами. Придите ко мне! И они поднимались из могил, продирались, выцарапывались из земли массой переломанных костей и сгнивших конечностей. Некоторые передвигались ползком.

Двери в дортуар распахнулись, мертвецы хлынули внутрь. Они перемещались с необычайным проворством. Кошмарные создания вырвали винтовки у солдат, тщетно пытавшихся открыть огонь. У одних тела сохранились почти полностью, от других остались лишь скелеты да лохмотья.

Мать-хранительница в ужасе попятилась, наступила на собственный подол и упала на каменный пол. К ней на четвереньках подполз младенец. Тлен не тронул его пухлые ручки и ножки, но глазницы были пустыми, а губы отливали синевой.

Быстро расправившись с солдатами – теперь они превратились в бездыханные, залитые кровью мешки с костями, – армия мертвых устремилась к настоятельнице. Нина зашагала к выходу.

– Не бросайте меня, – взвыла Мать-хранительница, но младенец уже вцепился ей в юбки.

– Я говорила, что буду молиться за вас. – Нина закрыла за собой дверь и отдала последний приказ мертвым: Воздайте ей по заслугам!

Слушать вопли настоятельницы она не стала.

* * *

– Поехали! – скомандовала Нина, забираясь в фургон. Время осторожности прошло. Они пронеслись через восточные ворота и вылетели на дорогу. Оглянувшись, Нина ожидала увидеть охранников, которые целятся им вслед, однако ее взору предстали два окровавленных трупа и цепочка волчьих следов, уходящих в лес.

Трассел. Разум утверждал, что верить в это глупо, но сердце подсказывало иное. Только сейчас Нина поняла, почему он не притрагивался к еде, которую она ему оставляла. Волк Матиаса предпочитал добывать пищу охотой. В горах раздался пронзительный тоскливый вой, и тут же по всей долине эхом прокатился ответный хор. Серые волки, спасенные Трасселом? Может, он понял, что больше не должен быть один. Может, тоже сказал свое последнее «прощай».

Леони, прижимавшая к груди младенца, изумленно смотрела на Нину.

– Напомни мне никогда не доводить тебя до бешенства, Зеник, – сказала она сквозь грохот колес.

– Главное, не делай этого возле кладбища, – пожала плечами Нина.

– Что случилось? – сонно спросила одна из девушек.

– Ничего, – ответила Нина. – Закрывай глаза. Отдыхай. Скоро получишь новую дозу.

В следующее мгновение воздух наполнился колокольным звоном. Кто-то на заводе поднял тревогу. Теперь через пропускной пункт не пробиться – но и поворачивать поздно.

Фургон, вихляясь из стороны в сторону, несся вниз по склону. Тело Брума перекатывалось под одеялом и подскакивало на кочках.

Нина подалась вперед, подергала Ханну за рукав.

– Сбавь скорость, – крикнула она. – Охране незачем знать, что мы спешим.

Ханна натянула поводья и оглянулась через плечо.

– Ты вообще кто такая? – Страха в ее голосе не было, только злость.

– Тебе лучше не знать, – пробурчала Нина и вернулась на свое место в фургоне. Объяснения и извинения подождут.

Повозка замедлила ход, Нина посмотрела в щелочку. Они подъехали к охранному посту. Знала же, что нужно рассчитать время до минуты, и вот…

– Стоять!

Фургон остановился. Нина разглядела группу фьерданских солдат с оружием на изготовку. За их спинами, чуть ниже по склону, к морю на рыбный промысел тянулась длинная цепочка мужчин и юношей. Они держали в руках узелки с провизией и непринужденно переговаривались между собой, не обращая ни малейшего внимания на фургон и военных.

– Мы действуем по приказу коммандера Брума, – хрипло произнесла Ханна. – Пропустите нас немедленно!

– Ни с места, или будем стрелять!

– Мы перевозим…

– Коммандер Брум был здесь час назад. Он приказал никого не пропускать без его личного разрешения. – Солдат повернулся к своему напарнику. – Отправь кого-нибудь на завод выяснить, в чем дело. – Он исчез из поля зрения Нины, а секунду спустя дверцы фургона раскрылись. – Джель всемогущий! – воскликнул солдат, когда лучи утреннего солнца осветили толпу женщин. – Схватить возниц! Этих вернуть обратно!

Ребенок на руках Леони заплакал.

Зоя уже не кричала. Когда жидкая смола поднялась ей до груди, она подавила панику и перестала молотить в стенки золотистой сферы. Она не верила своим глазам. Три года назад она была свидетелем того, как тело Дарклинга обратилось в пепел. Когда оно вместе с телом Алины Старковой исчезло в бушующем пламени инфернов, Зоя шепотом произнесла имя своей тети. Но тогда, в том огне сгорела не Алина Старкова, а девушка с перекроенной под Алину внешностью. Неужели сторонники Дарклинга воспользовались той же уловкой?

Зоя не вполне понимала, что именно делает Елизавета, знала лишь, что Николаю этого не пережить. И что монах, этот набожный дохляк, оказался предателем. Ты всегда подозревала, каков он на самом деле, выругала она себя. Сразу было ясно, кому он поклоняется. Тем не менее она не придавала значения его словам и поступкам, не воспринимала Юрия всерьез, потому что не видела в нем реальной угрозы. Или потому, что не желала видеть в его горящих глазах отражения собственного дурацкого идеализма.