На пляже никто никому на нервы не действует. Никто никого не клеит и не шьет. Все заняты общением с солнцем. Очевидно, бог был прав, создав вавилонский лингво-хаос. Меньше контактов — меньше конфликтов. На пляже народ со всего мира, языково разобщен. И слава богу, ибо всем ясно, что совпадение симпатий, языка и ситуации если и желательно, то мало реально. Поэтому никто не спешит, всё больше прислушиваются и присматриваются.

Всё спокойно на священном берегу Медитерании. И если есть немного свободных денег, то лучше всего купить тут отель, пансионат или доходный дом. Никакой Черномырдин его не приватизирует. И трижды безрукий Геращенко не похитит. И ненавистный народам Чубайс на ваучеры не пустит. И никакой другой вор-государственник или народный шут, под шумок грабящий свою смеющуюся публику, этот дом не отнимет, если документы в порядке. Тут другие законы, хоть и испанские. А солнце людям всегда нужно. Оно, хоть и бесплатное и общее, но дорого стоит, если за ним с севера приезжать.

Ночью бог, вместо того, чтобы убирать пляжи и солить моря, занимался разбоем и грабежом — полыхал молниями, бил громом, корчевал деревья и дебоширил в гавани, переворачивая невинные корабли, ломая хребты мачтам и срывая покровы парусов. Хватит, бог, успокойся, отдохни! Корабли ни в чем не виноваты! Они — только покорное дерево, глупое железо и простодушная ткань. А главные бунтовщики, которые рыскают по твоим владениям и разнюхивают твои секреты — это люди, не корабли. С них и спрашивай. Их и карай, если надо. Но оставь жить! Даже генерал Франко не шурует спозаранку. И Лойола не пакует людишек в три слоя.

На пальмовой аллее познакомился с инженером из Москвы. Он, как и я, уже много лет работает в Германии по контракту, а раньше часто бывал по служебным делам в моем родном городе, о чем он с ходу стал вспоминать:

— Господи, как было хорошо в Тбилиси! Сказка! Помню, поехали мы контракт подписывать. После официальной части повели нас в ресторан на фуникулере, на горе Святого Давида. Сидим на веранде. Май, божественная погода. Весь город в дымке. Лежит, как на блюдечке. Справа, помню, замок на обрыве стоял и дома к скале прилеплены…

— Ортачала, — подсказал я.

— Вот-вот. Кто-то играет в зале на рояле. Ветер раздувает занавески. Стихи, тосты, глаза красавиц… Пение. Ощущение братства, покоя, гордости и правоты… Стол, конечно, ломится. Я выпил уже достаточно. Вдруг вижу: два повара выкатывают на веранду тележку с ящиком сливочного масла, примусом, котелком и горой сырых цыплят. Думаю — что такое? Дверью ошиблись? Ничего подобного! К нам пришли! Повара поприветствовали нас, выпили по poiy, разожгли примус, поставили на него котелок, развернули брикеты, покидали масло в котелок, растопили. Дождались, чтобы закипело — и начали окунать в это желтое варево цыплят! Берут за кончик крылышка, окунают на пару минут — и готово: шипит на тарелке!.. Такой вкуснятины я в жизни не ел, хотя и поездил по миру… Эх, да что говорить? Мне хотелось прямо с этой веранды взлететь в небо! Я не шучу!

Я знал, что он не шутит. Я даже был уверен в этом. Потому что вырос возле этой Святой горы. И знаю, как пахнет май. И как хорошо виден с фуникулера город, дом и двор. И какими обольстительно-тайными могут быть глаза гордых красавиц.

Поговорив о том, о сем, сошлись на том, что людей сердечнее, дружественнее, талантливее и гостеприимнее, чем в свое время в Тбилиси, нам уже нигде не встретить. Однако обрывки цепей, разорванных при ломке советского мира, сейчас больно бьют по обществу, и жить одинаково тяжело как в Тбилиси, так и в Москве. И нет желания прозябать в рабстве, нищете и произволе. Да и после стольких лет в Европе вряд ли уже возможна дорога назад, в недостройку. Одной рукой за два места не ухватишься, надо выбирать.

Помолчали. Выпили «Столичной», произведенной в Мадриде. Инженер рассказал, что оформляет сейчас бумаги на развод: женился на немке, а жить не может — разные менталитеты. Жена по имени Армгильда живет своей жизнью, вопроса «где была и что делала» задавать не позволяет, ездит куда вздумает и ходит по кафе и ресторанам:

— А я в гробу видел эти немецкие рестораны! Чего туда ходить? Только деньги тратить! Немецкий ресторан — это же морг, где вокруг белых столов сидят мумии и молча жуют человечину! Когда я ем, я глух и нем! Спасибо за такое угощение! В столовой крематория обедать веселее!

Потом он недобро вспомнил, что недавно был по работе в Индии и познакомился там с интересным решением супружеских проблем. Если какая-нибудь из жен надоедает, стареет или болеет, то индус идет на угол, покупает банку бензина, обливаем им жену и поджигает её. А потом стремглав бежит в полицию и сообщает, что произошло несчастье — жена на себя керосинку перевернула и сгорела дотла. На кухне, особенно в Индии, чего не бывает!.. Полиция понимает (сами мужчины). 70 % смертей — от керосинки, всем известно. Пара рупий снимает ступор. Жену — в хижину-морг, а для индуса — новый торг: жену искать и приданое считать. Следующую жену тоже ждет огненное перевоплощение. И так — сколько бензина хватит.

— Вот как люди устраиваются! — невесело пошутил инженер.

— Да, в Германии никого не сожжешь — смотри, как бы самого не запалили, — отозвался я.

— Тут вообще все права на стороне женщин. И развод — это катастрофа, — подытожил инженер.

Бог медитеран отходчив: энергично побушевав ночью, к утру он успокоился, впал в паралич ранней сиесты. Небесная баранта постояла — постояла да и побрела к другим лугам. А солнце с неодобрением нависло над пляжем, прикидывая, что можно еще высушить после ночных проделок излишне темпераментного ветра, родившегося этой ночью.

Южные идолы отходчивы, ленивы и щедры, не в пример сердитым северным богам — угрюмым, холодным, брезгливым, которые могут месяцами дуться на людей и завешиваться от них туманом. В отличие от своих безалаберных и незлобивых южных коллег, северные боги мстительны, мелочны и злопамятны. От них человеку всегда приходилось прятаться и спасаться. А как это сделать, если основательно не пораскинешь мозгами?.. Поэтому наука и техника пошли вперед на севере, в то время как юг остался на уровне рукоделья и ремесел. Прогресс не живет под пальмой с дармовым кокосом…

Пляж подсох. Ямки темны от влаги, а верхушки бугорков уже посерели. Песок принимает первый загар со скрипом, но покорно. Он знает, что это неизбежно. После ночного шторма море еще страдает одышкой. Пульс волн то замирает, то частит. И ни одна волна не похожа на другую, как и всякий акт творчества. Возле переодевалки, на песке — какие-то странные овалы, похожие на отпечатки пальцев, будто их оставил бог перед тем, как уйти на дневной покой.

Под солнцем хорошо заниматься психоанализом с самим собой. И близкие избавлены от скулежа. И деньги на лечение экономятся. И время быстрее идет. Сам себе врач, сам себе пациент: «Больной, вы разве не знаете, что для счастья надо изъять из сознания всё, мешающее счастью?!»- «Знаю. Уже изымаю…». Изыми — и будь счастлив. А что не изымается — забудь, сдай в утиль, оно и отомрет само собой, как ненужное, по злой теории Дарвина. Только не ошибись и объекты строго из сознания, а не из реальности, изымай.