Он возник перед ней из ниоткуда. Она обогнула его и ускорила шаг. Он снова возник на пути. Она хотела его обогнуть, но он схватил ее за плечи и заставил стоять перед ним ровно.

— Не спал я здесь ни с кем! — произнес он. — Вообще после гибернации ни с кем не спал, даже с тобой!

Она отвернулась. В глазах застыли слезы.

— Не верю.

— Клянусь!

— Зачем тогда так ответил? — она взглянула на него. — Чтобы на реакцию мою посмотреть?

— Чтобы увидеть, как ты ревнуешь.

— Увидел? — по ее щекам покатились слезы. — Мало мне боли, правда? Давай… Добивай… — она отбросила его руки и захромала назад, к дому.

Открыла дверь, кинула сумку на пол, разулась и начала реветь. Он вошел следом. Дверь запер. Разулся. Подошел и обнял ее.

— Ты прости меня. Мне тоже больно. Хотел увидеть, станешь ли ты ревновать? Может, тебе наплевать? Может, это я ошибся, и ты все это время только выживала, а не любила…

— Да как ты смеешь! — она оттолкнула его. — Как у тебя язык поворачивается такое говорить! Думаешь, мне было легко правду принять? Думаешь, мне все равно, с кем ты трахался, пока я дома тебя ждала? Я любила тебя! И радовалась этому, потому что как никогда чувствовала себя живым человеком, а не машиной! И все рухнуло в один день! Ничего не осталось. И внутри пусто. Будто вновь в машину превратилась. Я знаю, что виновата. Знаю, что не должна была так себя вести. Прости за это. За все, что я тебе наговорила. Но, Лавджой… Прошлого мне не вернуть и ничего не исправить. Все… — она развела руками. — Все.

— Выходи за меня, — произнес он, вставая перед ней на колени. — Я же очень сильно тебя люблю, — он обнял ее за талию и прижался лбом к ее животу. — Без тебя как в аду… Делаю что-то, потому что должен… А внутри пусто, смысла никакого нет. Я иногда прихожу тайком на тебя посмотреть. Как ты спишь. Как кошмары тебе снятся. И больно, потому что разбудить не могу, но все равно прихожу и смотрю… Иногда днем за тобой наблюдаю. Появишься в окне и кажется, что сейчас взглянешь на меня и улыбнешься, зазывая домой. Но ты ничего не замечаешь и в окно вообще не смотришь. А я все равно, как будто рядом с тобой… Как будто ты рядом со мной… И я снова живой… Я живой… Выходи за меня, Катарина. Посадим огурцы и помидоры. Зелень всякую… Я дом отремонтирую. Деньги есть… Я свою школу открыл. Обучаю всех, кто приходит, драться и оружием пользоваться. Пока учеников немного, но заработок неплохой. Дочь наша жива и здорова. Это же хорошо! Да и мы с тобой не старые… И дети у нас еще могут быть. Сами вырастим их, воспитаем. Я же люблю тебя, Катарина! А ты на улице делаешь вид, то не замечаешь меня…

— Потому что сама все разрушила, — прошептала она.

— Так, собери все заново… Ты же инженер… Ты можешь что-нибудь придумать.

Она запустила пальцы в его волосы и стала поглаживать затылок. Лавджой закрыл глаза. Так и стоял на коленях, пока руки не сползли с талии на бедра, затем не забрались под ее подол. Стянул с нее белье, задрал платье и начал целовать. Катарина головой в стену уперлась и ногу ему на плечо забросила. Только губы. Только язык. Только его дыхание. Ладони на обнаженных ягодицах. Застонала. Поплыла. И пальцы его уже на животе. И платье с себя она уже стянула. И ладони на груди, и поцелуи соски обжигают. Ее третий натуральный лучше шестого синтетического. Язык на шее, облизывает. Пальцы на щеках замерли. Губы оказались напротив губ. Хочет их поцеловать. Он сам поцеловал ее. Медленно, тягуче. Как она всегда любила. Ладони снова на бедрах. И, черт возьми, двенадцать баллов из десяти. Катарина спустила его штаны. Он приподнял ее за ягодицы и вошел.

Стена за спиной прохладная. Она терлась о нее, терлась грудью о его рубаху. Закусывала его губы, стонала, пряча голову у него на шее. Ее оборотень. Любовник, о котором она так долго мечтала. Мужчина, которого она любила. Отец ее ребенка.

— Я люблю тебя, — шептала она. — Люблю тебя…

А он целовал ее в ответ. Фейерверк внутри. Не нужно идти на площадь после заката. Не нужно вообще никуда выходить из дома. Они посадят огурцы и помидоры, наверное. И еще немного зелени. Завтра. Или послезавтра. Или на следующей неделе, когда вылезут из постели и сходят в дом Божий, чтобы зарегистрировать брак Катарины Илес и Лавджоя…

— А какая у тебя фамилия? — Катарина открыла глаза и уставилась на него, явно озадаченного подобным вопросом в этом положении.

Ведь он все еще был в ней, несмотря на то, что кончили вместе всего несколько мгновений назад. И держать ее вовсе не тяжело, и так приятно, если честно, но все же…

— Хороший вопрос, — он кивнул. — Особенно если ты ответишь «да» на мое предложение, он крайне важен, ведь согласно местным традициям тебе придется взять фамилию мужа, то есть мою, если я все правильно предполагаю, и ты ответишь мне «да».

— Ну так что с фамилией? — сдерживая смех, спросила Катарина.

— Если она тебе не понравится, ты ответишь мне «нет»?

— Определенно. Никакого согласия, пока фамилия меня не устроит.

— Ты еще поерзай немного, тогда я буду думать еще медленнее.

— Я подожду, — она намеренно напрягла мышцы и начала двигаться. — Время еще есть.

— Много? — он вопросительно приподнял бровь.

— Не расслабляйся. Будешь стоять здесь, пока не придумаешь фамилию.

— Так, значит, — он плотоядно улыбнулся и начал двигаться вместе с ней.

— Да, — выдохнула она, — именно так.

— Может, все же переместимся в спальню? — он укусил ее за ухо. — Там я быстрее что-нибудь придумаю.

— Нет.

— Ладно, — он поцеловал ее в шею, поводил носом за ушком, как ей всегда нравилось.

— Стил, — прошептала она. — Хорошая фамилия.

— «Стальной Лавджой»? Ты издеваешься?!

Утром в восточном поселении в доме Божьем зарегистрировали брак Лавджоя Стила и Катарины Илес. Жених и невеста произнесли брачные клятвы, обменялись медными кольцами, которые прикупили по дороге, и без сопровождения родных и близких вышли на улицу.

— Что теперь? — спросил новоявленный муж.

— У тебя занятий в твоей школе сегодня нет?

— Вечером будут. Еще вещи к тебе нужно перевезти.

— К нам. В наш дом, — добавила она.

— В наш дом, — кивнул он.

— А я белье собиралась постирать.

— Помощь нужна?

Катарина искоса взглянула на