Отец Себастьян не стал провожать Дэлглиша в его старые апартаменты в «Иерониме», а позвал миссис Пилбим и передал ключи. Миссис Пилбим оказалась необычно словоохотливой и тщательно проверила, чтобы у Дэлглиша было все необходимое. Казалось, она не очень хочет уезжать.

– Отец Себастьян расскажет вам, что тут происходит. Нас с Реджем не особенно радует идея нетрадиционной медицины. Впрочем, люди, которые заезжают, похоже, довольно безобидны. Хотят, чтобы мы остались на этой работе, как и Эрик Сертис. Его это вполне устраивает, но мы с Реджем давно живем со священниками и не хотим привыкать к незнакомцам. Мистер Рафаэль говорит, что мы можем продать коттедж. Может, мы так и поступим и отложим кое-что на старость. Отец Мартин, наверное, сказал вам, что мы думаем переехать с ним в Норидж. Он нашел очень хороший домик, там для него отличный кабинет и достаточно места для нас троих. Не верите же вы, что отец Мартин будет сам себя обслуживать? Это в его-то восемьдесят? К тому же пожить в свое удовольствие ему только на пользу – да и нам тоже. Вам что-нибудь еще сейчас нужно, мистер Дэлглиш? Отец Мартин будет рад вас видеть. Он сейчас на пляже. Мистер Рафаэль приехал на выходные, и мисс Лавенхэм тоже здесь.

Дэлглиш оставил «ягуар» позади колледжа и отправился на прогулку к озеру. Издалека он заметил, как в коттедже Святого Иоанна свободно бродят по мысу свиньи. А еще показалось, что их стало больше. Очевидно, даже свиньи понимали: все меняется.

Дэлглиш пошел по тропинке вдоль утеса к озеру. С вершины лестницы он смог наконец увидеть все побережье. Три фигуры, казалось, почти умышленно дистанцировались друг от друга. К северу он разглядел Эмму: она примостилась на камнях, склонившись над книгой. На одном из ближайших волнорезов сидел Рафаэль, болтая ногами в воде и глядя на море. А поближе, на песчаном клочке, отец Мартин, похоже, пытался развести костер.

Услышав хруст шагов Дэлглиша по гальке, он поднялся с трудом, опираясь на палку, и улыбнулся.

– Адам! Я рад, что ты смог приехать. Ты уже видел отца Себастьяна?

– Да, и поздравил его с назначением.

– Он всегда этого хотел, – сказал отец Мартин, – и знал, что должность освободится осенью. Но, конечно, он не смог бы принять это предложение, если бы колледж Святого Ансельма не закрыли.

Старый священник вновь присел, вернувшись к своему занятию. Дэлглиш увидел, что он выкопал в песке неглубокую ямку и теперь выкладывает вокруг невысокую стену из камней. Рядом лежала холщовая сумка и коробок спичек.

– Ты счастлив, Адам? – спросил отец Мартин, не прекращая работы.

– На здоровье не жалуюсь, работу люблю, еды хватает, комфорта тоже, если нужно, могу себе позволить шикануть. А еще у меня есть поэзия. Учитывая, как живут три четверти бедняков, населяющих этот мир, разве несчастье в моем случае не было бы извращенным излишеством?

– Наверное, даже грехом, который в любом случае надо гнать от себя подальше. Если мы не можем прославлять Господа так, как он того заслуживает, по крайней мере мы можем быть ему благодарны. А тебе этого всего достаточно?

– Вы будете читать мне нотации, отец?

– Нет, что ты, не собираюсь даже поучать. Мне бы хотелось, чтобы ты женился, Адам, или по крайней мере нашел того, с кем будешь не одинок. Я знаю, твоя жена умерла в родах. Должно быть, ты все еще скорбишь. Но нельзя отвергать любовь, не следует этого даже желать. Прости, если я веду себя несколько равнодушно или дерзко, но скорбь нельзя расценивать как индульгенцию.

– Отец, не скорбь оставляет меня в одиночестве, а эгоизм. Я ценю уединение, не хочу испытывать боль и не жажду нести ответственность за чужое счастье. И не говорите, что боль пойдет на пользу моим стихам. Это я и сам знаю. Но боли мне достаточно на работе. – Он замолчал, а потом продолжил: – Из вас получился неважный сват. Вы же знаете, я ей не нужен. Слишком стар, слишком замкнут, слишком свободен от обязательств, а может, и руки слишком запятнаны кровью.

Отец Мартин отобрал гладкий круглый камень и аккуратно нашел ему место. Своему занятию он предавался с детским восторгом.

– И в Кембридже наверняка у нее кто-то есть, – добавил Дэлглиш.

– У такой-то женщины наверняка есть. В Кембридже или где-нибудь в другом месте. Значит, тебе придется потрудиться и не спасовать перед возможной неудачей. Хоть какой-то сдвиг в твоей жизни. Давай, Адам, дерзай.

Эти слова прозвучали как напутствие, и Дэлглиш, поднявшись, посмотрел туда, где сидела Эмма. Он увидел, что она тоже встала и пошла к морю. Их разделяло только пятьдесят ярдов. Коммандер решил подождать, и если девушка к нему подойдет, даже всего лишь попрощаться, это уже будет что-то означать. А потом он неожиданно понял, что с его стороны это малодушно и неучтиво. Нужно решиться на первый шаг. Он направился к кромке моря. Листочек бумаги с шестью написанными строчками по-прежнему лежал в кармане. Он вытащил его и разорвал на мелкие клочки, бросил все в нахлынувшую волну и смотрел, как они медленно исчезают в морской пене. Дэлглиш вновь развернулся к Эмме, но как только шагнул к ней, заметил, что она тоже развернулась и уже идет к нему по полоске сухого песка между галькой и отступающим приливом. Девушка подошла ближе. Они молча стояли плечом к плечу и смотрели на море.

– А кто такая Сэди?

Его удивил этот вопрос.

– Почему ты спрашиваешь?

– Когда ты приходил в себя, то говорил, что она тебя ждет.

«Бог мой, – подумал Дэлглиш, – должно быть, я выглядел крайне паршиво: вытащили полуголого на гальку, в крови, в песке, рвет кровью с водой, лопочу что-то и рыгаю».

– Сэди была очаровательной. Она объяснила мне, что хотя поэзия и стала моей страстью, не стоит на ней зацикливаться. Для своих пятнадцати с половиной Сэди оказалась весьма мудра.

Коммандеру послышался тихий довольный смешок, но его тут же подхватил налетевший внезапно ветер. В его возрасте глупо чувствовать нерешительность. Вновь испытать такие сильные эмоции было одновременно и унизительно, как в юности, и необъяснимо приятно. Однако требовалось что-то сказать. И уже в тот момент, когда слова подхватил легкий бриз, он оценил всю их банальность и нелепость.

– Я бы очень хотел снова с тобой увидеться, – произнес он, – если эта идея не вызывает у тебя отторжения. Я думал – надеялся, – что мы могли бы узнать друг друга получше.

Он отругал себя, что выразился как дантист, назначающий прием. Но, увидев выражение ее лица, захотел закричать в голос.

– Между Лондоном и Кембриджем сейчас часто ходят поезда, – серьезно заявила она. – В обоих направлениях.

И протянула руку.

Отец Мартин закончил воздвигать свой очаг, достал из холщовой сумки газету и набил ею ямку. Потом положил сверху папирус и, склонившись, чиркнул спичкой. Бумага тут же вспыхнула: языки пламени накинулись на папирус словно на жертву. На минуту жар стал так невыносим, что священнику пришлось сделать шаг назад. К нему подошел Рафаэль и молча встал рядом, наблюдая за огнем.