Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаю и не могу обещать этого, – наконец произносит он ровно. Подняв одну руку, откидывает волосы со лба. – Но я постараюсь.
Все? И все? Я стискиваю зубы, резко вспомнив, с чего – с каких взглядов, каких усмешек – мы начинали дней пять назад, или когда мы выбрались из Подземья? Его: «Да здравствует королева». Мое: «Я предлагаю тебе сделку». Тогда все между нами казалось безнадежным, неразрешимым, непонятным… О нет. Безнадежным, непонятным и неразрешимым все стало только сейчас.
– Спасибо. – Все, что я говорю, и он склоняет голову, трет глаза кулаками почти яростно. Это бессильный жест. – Может, все-таки поспишь?
– Нет! – резковато отвечает он, и я, пожав плечами, смолкаю.
Его может раздражать моя забота. Подумаешь, меня тоже сейчас раздражает почти все.
– Просто… – Наверное, и он не в восторге от своего тона. Вздыхает. – Просто сон сейчас не приносит мне облегчения, Орфо. Будто и меня никак не отпустит кровавая луна.
– То есть ты все еще… – начинаю я, но боль в его глазах заставляет замолчать.
Замолчать, хотя хочется спросить: «Что тебе снится?» Замолчать, хотя хочется пообещать: «Я приду в твои сны и зарублю всех чудовищ, которые там есть». Замолчать, хотя честнее было бы спросить очевидное: «Это все тоже из-за меня. Да?» и, получив кивок, поскорее отвернуться. Но я поступаю трусливее – просто перевожу разговор.
– Повеселю тебя, – нервно фыркаю. – Представляешь… Рикус, кажется, подозревает Скорфуса. В нападении на папу.
Жду, что Эвер тоже фыркнет, или улыбнется, или даже позволит себе шутку в духе «Ну-ну, он сразу мне не понравился!». Но я снова промазала с репликой: глаза его совсем пустеют, он опять закрывает руками лицо, сидит так какое-то время, и только ветер мягко треплет его волосы. Сердце предательски сжимается. На миг кажется, что я сейчас услышу: «Это вполне вероятно». Сглатываю, кулаки опять с хрустом стискиваются. Да… нет! С чего это все, они сговорились?! Скорфус просто не мог этого сделать, и не только потому, что фамильяры почти не нападают на людей. Скорфус любит нас, замок – его дом, мы – его семья, и мне вообще не приходило в голову, что, например, он… изобразил плохое самочувствие, чтобы не ходить с нами к мемориалу? Чтобы что-то сделать в замке? Что-то плохое? Совсем наоборот!
«Это моя проблема, не ваша. Вам нельзя становиться уязвимыми».
Он не хитрил, говоря это и впиваясь когтями в мою руку. Он казался очень расстроенным, нет… раздавленным? Я встряхиваюсь. Да. Даже Эвера я не пощажу, если сейчас он заявит…
– Кто бы это ни был, вряд ли это твой кот, – к моему облегчению произносит он и все же дарит мне вымученную ободряющую улыбку. Похоже, чувствует: мне важно это услышать.
– Знаю. – Улыбаюсь в ответ, сажусь немного ближе. – Но спасибо. Еще бы выяснить кто.
– Не я, – выпаливает вдруг он. От неожиданности я, ерзающая в траве, чтобы сесть поудобнее, едва не падаю ничком.
– Э-э! – Удерживая равновесие, опираюсь на его колено, но тут же отдергиваю руку. Вглядываюсь в лицо, ищу шутливость, но он серьезен. Все-таки смеюсь, добавляя: – Да чего ты как Клио? Конечно, на папу напал не ты. Ты же был со мной.
Но вместо того чтобы засмеяться в ответ, он сжимает губы. А потом с них все же срывается то, чего я не хочу слышать, но что кажется эхом моих недавних мрачных мыслей.
– Зато Монстр может быть где-то рядом.
– Эвер, бр-р! – Дергаю плечами, осторожно цепляю его под локоть и, прижимаясь ближе, пытаюсь заглянуть в глаза. – Послушай. Этот инцидент может иметь какую угодно природу. В конце концов, если так подумать, у папы много давних врагов. В Сенате остались мамины сторонники, которые просто затаились; из-за моей коронации город взволнован и…
– Тогда кто-то должен приглядывать за тобой, – тихо обрывает он, и наши взгляды снова встречаются. – Чтобы ты не стала следующей.
Смеюсь так громко, как только могу. Кусаю губу. Приглядывать? А давай ты? Вслух шучу:
– Эвер, ради всех богов, может, просто повесим на меня табличку: «Эта принцесса и так скоро сдохнет, потерпите, терпение – добродетель!»? Меньше проблем, а то дел столько…
И он все-таки смеется в ответ, совсем тихо, почти призрачно, но так чудесно – я обмираю. А потом, не вырываясь, он вдруг наклоняется ближе, слегка касается лбом моего лба и шепчет:
– Твои шутки… знаешь, порой мне уже кажется, будто ты хочешь умереть. Это пугает.
В горле пересыхает. По спине бежит жаркая дрожь, и не только от его горячего дыхания.
«Я хотела. Часто хотела. Почти постоянно. Пока думала, что ты мертв и это я убила тебя».
– Я…
Дикий крик не дает ни закончить, ни сделать глупость – податься ближе к его губам, к этой слабой щетине на подбородке, к этим убийственным, неотрывным от меня глазам.
Кричат в верхних покоях башни Волшебства.
2. Блеск древнего серебра. Эвер
Сад никогда еще не казался таким бесконечным, а замок в его сердцевине – таким далеким. Мы бежим через грядки лекарственных трав, ломаем кусты, спотыкаемся. Треск, топот, наше дыхание – других звуков нет, крик оборвался. Я думаю, что сейчас упаду – так сорвался с места, но все наоборот: я обгоняю Орфо шагов на десять, а потом и на двадцать, в пять-шесть прыжков проскакиваю сад камней, проламываю огромную тростниковую сетку, увитую виноградом. Мои ноги будто пружинят, а вот Орфо, хотя и несется стрелой, отстает сильнее и сильнее. Я замечаю это, только услышав сзади удивленный оклик, но выбрасываю его из головы в мгновение ока.
Потом. Все потом. Это неважно. Куда важнее, что Ардон, которого мы увидели падающим – нет, кубарем вылетающим – из окна, все-таки зацепился рукой за проем. А сейчас, когда я уже почти под стенами, стою с горящими стопами, едва дыша, – с ним рядом кто-то появился.
Ардон судорожно пытается то ли подтянуться, то ли крепче ухватиться; его ноги бессмысленно ищут опору на отвесной стене. В ответ на какой-то возглас он дергается вверх, точно раненый лев, тянется второй рукой. Звякает и сверкает серебро, падает в кустарник у подножия башни. Монета. Значит, прибежал Рикус. Да, в проеме мелькает его белокурая голова. Свесился он опасно, очень опасно, так низко, что их с Ардоном лица едва ли не соприкасаются…
– ПОМОГИТЕ! – Да, это его голос. – СТРАЖА! КЛИО!
Шею