— Барон, это пленница, — подтолкнул вперед Моав лод Гвэйдеон. — Как видите, она серая колдунья…

— Повесить? — деловито предложил Джориан. Рыжие усы заранее начали топорщиться.

— Сожалею — святой Креол обещал ей жизнь. Найдется ли у вас для нее надежная камера?

— Найдется. Если надо — хоть тысячу человек пересажаем. Хотя лучше, конечно, повесить…

— И чем же лучше? — ехидно спросила Моав, пока драгуны сковывали ей руки кандалами. Барон Джориан очень предусмотрительно относился к таким вещам.

— Веревка стоит дешево, — спокойно объяснил он. — А пленника надо кормить, стеречь… Казне — лишние расходы, солдатам — лишняя работа. Проще вешать.

— Нельзя… — вздохнул лод Гвэйдеон.

— Жаль, — искренне посочувствовал ему Джориан. — Но вы, зеньор, если что — скажите. Если надо — я кого угодно повешу. Собственноручно.

— Государь! — окликнул короля Креол. — Думаю, я еще кое-чем могу тебе помочь. Ты не хочешь увидеть, что сейчас делается в твоем войске?

— О да, я бы очень хотел знать, как дела у Лигордена! — загорелись глаза Обелезнэ.

— Тогда следуй за мной, — начал подниматься по трапу Креол.

Король поспешно двинулся за своим новым чародеем. На бледном лице все чаще появлялась кривая улыбка — Его Величество начал думать, что дела Рокуша совсем не так плохи, как казалось еще только вчера…

У дверей стоял Хуберт в лучшей своей ливрее. Он важно задрал подбородок и провозгласил:

— Добро пожаловать, сир! Нам здесь еще не приходилось принимать царствующее лицо, но мы надеемся не ударить в грязь лицом!

— Да сколько же еще у вас припасено чудес, герцог?… — покачал головой король, удивленно глядя на домового.

Холл дома Катценъяммера превратился в импровизированный кинозал. Сам Креол, Ванесса, Шамшуддин, лод Гвэйдеон, Логмир, Индрак, король Обелезнэ, премьер-министр, барон Джориан и еще десятка полтора штатских и военных лиц.

— Зеркало, покажи мне генерал-аншефа Лигордена! — скомандовал Креол.

И оно показало…

Есть время собирать камни, и есть время убивать камнями.

Нао

Генерал-аншеф Лазорито Лигорден расхаживал по своему шатру, словно тигр в клетке. Семидесятилетний старик, не слишком высокий, рыхлого телосложения, с повязкой на правом глазу, он напоминал пирата на пенсии. В отличие от прочих военных Рокуша, седой полководец не был обременен роскошными усами — после сражения в Дорилловом Ущелье они почему-то перестали расти. Да и мундир Лигорден с тех пор носил все тот же — полуполковничий, с гренадерской эмблемой в виде шара, увенчанного восьмиконечной звездочкой. Символическое изображение гранаты с подожженным фитилем. Сменять мундир на генеральский Лигорден отказывался наотрез — этот темно-зеленый кафтан видел величайший триумф Железного Маршала!

И его гибель…

Зеленая шляпа-треуголка мерно покачивалась в такт движению своего владельца. Лигорден время от времени останавливался у карты, расстеленной на большом барабане, и думал, думал, думал…

— Эх, кабы жив был Хобокен… — сами собой шептали стариковские губы.

Вчера армия двигалась весь день и всю ночь. Нужно было срочно увеличить разрыв между рокушцами и серыми — сейчас Лигорден просто не мог принять боя. Неизбежно повторилось бы то же, что с Синбаном. Оставалось отступать, тянуть время и попытаться заманить Астрамария к удобному для битвы месту. К сожалению, Астрамарий отнюдь не был дураком и с легкостью разгадывал подобные трюки.

Поэтому Лигорден распорядился начать длительное отступление. Старик до сих пор не дождался ответа из столицы и решил взять ответственность на себя — он верил, что король поймет его решение. И очень надеялся, что Владека выдержит осаду — разведка уже доложила, что четверть серых отделилась от основного войска, направившись к столице…

Большинство штабных офицеров возражали против такой тактики, за спиной генерала шептались, обвиняя его в трусости, но в лицо никто этого бросить не смел. Почтенный возраст отнюдь не лишил генерала сил — он по-прежнему мог вышибить зубы кому угодно.

— Кабы жив был Хобокен… — вновь и вновь вздыхал Лигорден.

За Лигордена и против Астрамария играла река. Могучий Готиленсе, дающий жизнь Ларии и Рокушу. В данный момент рокушцы находились на северном берегу, серые — на южном. Готиленсе — очень и очень широкая река, вброд ее не перейти нигде. Еще вчера в этом месте существовал мост Голкана — каменная громада, построенная при Заричи Втором. Но Лигорден, отступая, взорвал дивное творение рокушских зодчих. Конечно, все понимали, что форсировать реку — проблема невеликая, тем более для колдунов. Но на какое-то время Готиленсе все же серых задержит…

Лигорден надеялся на подкрепление. Он знал, что по всем городам и селам сейчас рыщут вербовщики, ставя под ружье всех, способных это самое ружье удержать. И если как следует потянуть время, войско вырастет. Боеприпасов у Рокуша настоящее море — оружейные заводы работают день и ночь, да и старых запасов хватит на пять-шесть таких армий, как сейчас. Но существуют другие проблемы. Во-первых, к серым тоже не сегодня завтра придет пополнение — пока что в Рокуш вошла едва ли четверть заокеанской армии. А во-вторых…

— Променяй дюжину новобранцев на одного бывалого — не прогадаешь! — в сердцах высказался Лигорден. — Что мне с этого ополчения?! Эх, кабы сюда нашу «Мертвую Голову»!!! Эх, кабы жив был Хобокен!!!

Выплеснув горечь в пустоту, Лигорден вышел из шатра — подышать свежим воздухом, взглянуть, все ли в порядке.

Снаружи все было спокойно — ржали кони, покрикивали на солдат капралы, развевались знамена. Из храмовых палаток доносилось заунывное пение — полковые жрецы отправляли службы Единому. Лагерь растянулся на несколько километров — в армии Лигордена насчитывалось пятьдесят тысяч пехоты, двадцать пять тысяч кавалерии, да плюс четыре тысячи артиллеристов — целых восемьсот орудий!

Окрестные деревни сейчас хором стонали и плакали — фуражирские отряды вычищали их подчистую. Забирали все — иначе достанется серым. Жителей выгоняли в леса, причем отнюдь не силой — просто сообщали им, что скоро здесь пройдет армия колдунов. После такого известия селяне сразу давали деру — оставаться и ждать никто не пожелал. Пастбища и сады поджигали, колодцы засыпали землей, а то и сыпали отраву — ничего не оставлять врагу!

Коней до вечера пустили в табуны — попастись на молодой весенней травке. Солдаты тоже отдыхали — лагерь буквально тонул в громогласном воинском храпе. Над походными кухнями веял ароматный дымок. Везде варилось одно и то же — гречневая каша с салом, пустые щи из лебеды, да картошка в мундире. У офицеров кое-где еще осталась говядина, но тоже мало. Ее в армии видели редко — дорогая, сволочь, не укупишь! А в солдатские котлы попадала в лучшем случае конина, да и то не всегда. У обозных телег выстроились артельные — получать для своих капральств сухари и ром.