Тварь, должна уничтожить золотой запас русских и завалить Россию многометровым слоем дерьма.

И вот уже Тварь по частям перебрасывается в Россию.

Тринадцать ножек Буша» вместе с обыкновенными, замороженными, пересекают границу.

А страшная голова Твари сплющивается под прессом и в виде подарка вручается российскому банкиру, отбывающему с кратким визитом на родину. Ему же подбрасывается и тело Твари, переработанное в таблетку от головной боли.

1. И вкладчики кровавые в глазах

Банкир Сопленский летел в Москву со странным чувством страха и радости. Страха — от боязни встречи с обманутыми вкладчиками, а радость он испытывал от надежды увидеть любимые брильянтики, чуть желтоватые «якутики», спрятанные в надежном месте, кои тогда летом, в жаркие августовские дни кризиса, он так и не успел вывезти из этой прекрасной, обманутой им страны.

«Заодно и с мамой повидаюсь, — взгрустнулось банкиру. — Как она там? На ее-то пенсию?»

Вряд ли кто-либо из вкладчиков узнал бы в этом пожилом темнокожем (да, темнокожем!) джентльмене прежнего бледнолицего, страдающего всеми мыслимыми и немыслимыми болезнями, банкира. (Что только нельзя купить в цивилизованной стране за деньги!)

«Я могу вас и синеньким сделать, — сказал профессор. — И серо-буро-малиновым в крапинку. Фокус в другом — как этот цвет сохранить. Вот вам таблетки. И никаких стрессов и волнений».

Сопленский быстро прошел паспортный контроль, теперь у него был новенький темно-синий американский паспорт. Затем — таможня. Румяный таможенник покопался для приличия в чемодане и вдруг обнаружил странный предмет — сплющенную голову Твари.

— Это еще что?

— Маска, — ответил на ломаном русском языке Сопленский. — Я родом из Бурундии. В таких масках у нас принято жениться.

Таможенник усмехнулся:

— Хороший обычай. После нее любой мордоворот красавцем покажется.

Через тридцать минут Сопленский уже мчался на яичного цвета «Волге» по городу.

За окнами мелькали знакомые улочки, деревья в свежезеленых листочках… И вдруг он оказался на площади перед родным банком. Сопленский заметил около дверей толпу народа.

— Останови-ка, дружок, — попросил он таксиста.

— И ты, братан, попал?

— Нет. Мама моя… мутер, — соврал банкир.

— А я на всю катушку, — грустно сказал таксист. — Пять тысяч баксов.

«Так тебе, дураку, и надо, — подумал Сопленский. — За легкими деньгами погнался».

— Встретил бы я этого Сопленского, — с ненавистью сказал таксист. — Я бы его за одно место подвесил.

«А я бы тебя, — подумал Сопленский. — Чтоб не клал все яйца в одну корзину».

Они вышли из машины.

Оказалось, что новое руководство банка обещало вернуть вкладчикам часть потерянных ими денег. Но денег было меньше, чем вкладчиков. Потому здесь и стояли, надеялись, что им-то хватит.

Таксист пришел в жуткое возбуждение, попытался влезть в середину очереди, но его вежливо оттеснили. За время стояния все давно перезнакомились, знали о своих соседях все, вплоть до имен детей и любовниц.

Таксист повернул к банкиру перекошенное лицо:

— Мне бы этого Сопленского. Вот ТВАРЬ!

Сопленскому показалось, что от этих слов в сумке, с которой он теперь не расставался, произошло некое шевеление.

— ТВАРЬ! ТВАРЬ! — повторял в бессильной злобе таксист.

И с каждым криком сумка раздувалась все больше и больше.

— ТВАРЬ!

Молния на сумке вдруг разъехалась. Из нее вылезло нечто совершенно ужасное: голова, похожая на змеиную и на крокодилью одновременно. Голова повисла над толпой чуть покачиваясь, словно это была голова сказочного дракона.

Жуткий вопль раздался в толпе.

Ужас охватил и Сопленского. Он опустился на тротуар, голову его будто стиснули железные обручи.

Дрожащими руками банкир нашел в кармане таблетку от головной боли, кто-то из очереди заботливо протянул ему пластмассовый стаканчик, кто-то булькнул в него минеральной водой. Сопленский кинул в стаканчик таблетку. Но та не стала растворяться, она вдруг зашипела и превратилась в змею. Змея раздулась, покрылась чешуйчатым панцирем, всплыла над толпой, соединилась в воздухе с головой, и с мяукающим звуком чудовище исчезло в небе.

Толпа перевела взгляд на Сопленского.

Банкир увидел в глазах людей ужас: его рука со стаканом воды стала абсолютно белой. Он посветлел. Куда делся темный, с таким трудом добытый, пигмент. На голове его зашевелились волосы. Он почувствовал, что курчавость их тоже исчезает, что они приобретают родной седой цвет.

— Сопленский, — вдруг ахнул кто-то из толпы. — Это Сопленский. Это он украл наши деньги!

Банкир понял — ему конец. И как неоднократно бывало с ним в минуту опасности, он взял себя в руки. Вернее, ноги — в руки.

Резким ударом он опрокинул стоящую перед ним женщину, отбросил в сторону какого-то парня, перепрыгнул через бросившегося ему под ноги старичка и кинулся наутек.

А за ним гналась ненавидящая его толпа.

СОПЛЕНСКИЙ!!!!!!!!!!!!!!!!

2. Иногда лучше жевать, чем… голодать!

Странные события стали происходить в городе после приезда банкира. Популярные в народе «ножки Буша», купленные в магазине и будучи размороженными, вместо того чтобы спокойно жариться на сковородках, вдруг стали соскакивать с них и убегать в неизвестном направлении.

По городу поползли нехорошие слухи.

Артистка театра и кино Марина Шпикачка, известная больше по рекламным работам, чем по пьесам Чехова и Захарова, проезжала на своем новеньком «Ауди» мимо Новоарбатского гастронома. Ей очень хотелось есть. Очень. Дело в том, что вот уже три последних месяца она рекламировала средство для похудения. По контракту она должна была за эти месяцы похудеть на десять кило. При ее-то любви ко всему жирному и сладкому, о чем совсем недавно свидетельствовали пышность тела и могучий бюст. За них-то ее и выбрали из сотен других претенденток. Но… хочешь жить, умей вертеться. Она и вертелась, то есть худела, просто таяла на глазах доверчивых телезрителей, и вовсе не из-за этих противных капсул. В отличие от предыдущих работ: реклам стирального порошка, отбеливающего испачканную кофточку до уровня белоснежной матроски сына, бульона из куриных кубиков, не оставляющих следов после мытья посуды, туалетной бумаги, нежность которой можно сравнить лишь с поцелуем возлюбленного, эта реклама давалась ей нелегко. По ночам ей снились торты, шашлыки, сочные окорока, румяные цыплята. Но завтра — последний день, последняя съемка, и она получит честно заработанные деньги. Радость омрачалась лишь одним — жутким желанием есть, жрать, хавать. Аж губы дергались.

«Ну, что со мной будет, — подумала актриса, — если я съем кусочек колбаски или малюсенькую отбивную. Или цыпленочка, даже не целиком, а половинку… Нет, всего одну ножечку?»

У актрисы потекли слюнки, и она нажала уже своей ножечкой педаль тормоза.

Строгий милиционер хотел было наказать актрису за остановку в неположенном месте, но, увидев знакомое лицо, расплылся в улыбке:

— Не тормозни — сникерсни! — крикнул он.

— Иногда лучше жевать… чем штрафовать, — отшутилась актриса.