— Пока я жила в Чжанцзякоу, я не была такой толстой, а как перебралась в Ботоу, наела себе бока.

— А насколько стройной ты была раньше? — поинтересовался Ню Айго.

Чжан Чухун поднялась из-за стола, сходила в другую комнату и принесла оттуда фотографию. На ней она и впрямь оказалась стройняшкой. Однако, несмотря на стройность, грудь у нее была такой же пышной. Тут Чжан Чухун спросила:

— Знаешь, почему сегодня я решила с тобой выпить?

— Удачное стечение обстоятельств? — отозвался Ню Айго.

— Не то слово удачное, ведь сегодня мой день рождения.

Ню Айго опешил и даже вскочил со стула.

— Ну, сестрица, с днем рождения тебя!

Чжан Чухун, в очередной раз услышав слово «сестрица», презрительно плюнула и потрепала Ню Айго по голове. Ню Айго, будучи под градусом, отбросил робость и, отложив в сторону фото, сгреб Чжан Чухун в объятия. Он думал, что Чжан Чухун его тут же оттолкнет, и тогда он все обернет в шутку. Однако Чжан Чухун его не оттолкнула, предоставив ему полную свободу действий и не запрещая его рукам двигаться вдоль всей ее спины. Ню Айго повлек ее в комнату. Он все еще думал, что она его оттолкнет, но Чжан Чухун его не отталкивала. Оказавшись в комнате, Ню Айго повалил ее на кровать, снял одежду сначала с нее, потом с себя. Сорвав с Чжан Чухун лифчик, он стал гладить ее грудь, и вот тут-то Чжан Чухун его оттолкнула. Ню Айго решил было, что она начнет одеваться, но Чжан Чухун в чем мать родила встала, налила в ковш теплой воды и, попросив Ню Айго подержать таз, стала мыть его причинное место. Вымыв его и обтерев, Чжан Чухун присела на корточки и перешла к самым откровенным ласкам. Ню Айго, который почти целый год жил без женщины, тут же растаял. Они отрывались три часа. Чжан Чухун кричала так неистово, что стоявшие в комнате глиняные горшки как один отзывались эхом. С Ню Айго градом катил пот, а падавший на постель свет от луны обжигал, словно от солнца. У Ню Айго имелся опыт супружеской жизни, однако он только сейчас впервые познал, что же такое быть в постели с настоящей женщиной. Раньше, когда он занимался этим с Пан Лина, она всегда закрывала глаза и за все время не произносила ни звука. Другое дело Чжан Чухун, которая все время кричала, причем чем сильнее она кричала, тем шире раскрывались ее глаза. И это особенно заводило Ню Айго. Он вдруг понял, что этот ресторан был предопределен ему судьбой. Потеряв здесь когда-то сумку с вещами, теперь он обрел здесь женщину. Когда они закончили заниматься любовью, за окнами уже забрезжил рассвет. К этому моменту Ню Айго протрезвел, его возбуждение спало, и в нем проснулся запоздалый страх. Вместе с тем он чувствовал жуткую неловкость перед своим другом Ли Кунем. Чжан Чухун заметила его тревогу и стала успокаивать:

— Закупая мех, он тоже заводит интрижки.

— Откуда ты знаешь?

— У него дурная болезнь, так что я с ним не сплю.

Ню Айго опешил. Он сообразил, почему Чжан Чухун сначала решила сама его помыть. Кроме того, он понял причину постоянных ссор Чжан Чухун и Ли Куня. И даже если они спорили на другие темы, корни этих споров произрастали отсюда. Вместе с тем он отметил, что Чжан Чухун была смелее, чем он сам. Но от этого Ню Айго стало только еще страшнее. Если бы отношения между Чжан Чухун и Ли Кунем были хорошими, то на этой случайной интрижке все бы и закончилось. Но коль скоро между супругами имелись нешуточные разногласия, Ню Айго, можно сказать, проткнул осиное гнездо. У Ню Айго в сердце уже имелось одно осиное гнездо, оставленное Пан Лина, и теперь он боялся не того, что его могли ужалить, а того, что двух гнезд сразу он может и не вынести. Так что, вернувшись на следующий день в Цанчжоу, Ню Айго принял решение разорвать отношения с Чжан Чухун. Единственная проблема состояла в том, что около ресторана «Страна лакомств Лао Ли» остался его грузовик. Вернувшись вечером с новым радиатором, Ню Айго, вместо того чтобы зайти в ресторан, пошел дожидаться ночи на поле близ дороги. В этом году вместо рапса поле засеяли кукурузой. Кукуруза еще не выросла в полный рост, поэтому Ню Айго курил, сидя на корточках. К полуночи вся земля вокруг него была усеяна окурками. Ню Айго осторожно прокрался к «Стране лакомств Лао Ли», открыл капот грузовика и, взяв в зубы фонарик, принялся менять радиатор. На эту работу требовалось два часа, и за все это время он не издал ни единого шороха. Так что, если как следует постараться, можно сделать все что угодно. Устранив поломку, он запрыгнул в грузовик, завел двигатель и, надавив на газ, словно вор, сорвался с места. Целых полмесяца он не решался заезжать в Ботоу. Направляясь из Цанчжоу в Дэчжоу и обратно, он предпочитал делать крюк, только бы не заезжать в «Страну лакомств Лао Ли». Но чем дольше он там не был, тем большее томление испытывал. Навязчивые мысли преследовали его в Цанчжоу, в Наньпи, в Дунгуане, в Цзинсяне, в Хэцзяне и в Дэчжоу. Он думал об этом и за рулем, и в свободное время. Он думал о пышной растительности Чжан Чухун там внизу, которая напоминала дикие заросли, в самой глубине которых пряталась лощина с источником. Ню Айго думал не только об этих зарослях и источнике, он вспоминал все тело Чжан Чухун, с головы до ног, каждую его мелочь. Он вспоминал не только ее тело, но еще и походку, манеру разговаривать, интонацию, с которой она произносила слова. Впервые в своей жизни Ню Айго так сильно скучал по женщине. Спустя полмесяца он наконец не выдержал и приехал туда снова. Ли Куня в ресторане снова не оказалось, так что ночью Ню Айго и Чжан Чухун снова остались вдвоем. Чжан Чухун презрительно плюнула:

— Я думала, ты парень-гвоздь, а в тебе смелости лишь на грамм.

Ню Айго промолчал, тогда она спросила:

— Зачем явился снова?

Вместо ответа Ню Айго порывисто погладил ее между ног и увлек в комнату. После полумесячной разлуки они вспыхнули как сухой хворост. И с той ночи их было уже не остановить. По пути из Цанчжоу в Дэчжоу и обратно Ню Айго непременно останавливался в «Стране лакомств Лао Ли». Теперь эти остановки отличались от прежних. Иной раз, если Ню Айго нужно было отвезти доуфу не в Дэчжоу, а в Наньпи, Дунгуан или Цзинсянь, он старался сделать крюк, чтобы попасть в придорожный ресторан «Страна лакомств Лао Ли», который находился в поселке Янчжуанчжэнь в уезде Ботоу. Ли Кунь во время таких наездов Ню Айго иногда был на месте, а иногда нет. Если Ли Кунь был на месте, Ню Айго, как и прежде, почтительно называл Чжан Чухун «сестрицей», а та, как и прежде, загибалась от смеха. Ли Куню казалось, что она смеется, как и прежде, однако Ню Айго и Чжан Чухун знали, что это не так. Если же Ли Куня не было, то Ню Айго оставался на ночь. Вместе они не только занимались любовью, им было приятно просто пообщаться. Удовольствие им доставлял не столько сам разговор, сколько ощущение близости, ее вкус и атмосфера. Иногда они занимались любовью по три раза за ночь, а после этого, вместо того чтобы спать, продолжали разговаривать. Все, о чем Ню Айго не мог рассказать другим, он запросто мог рассказать Чжан Чухун. Все, что не вспоминалось в компании с другими, в компании с Чжан Чухун вспоминалось легко и непринужденно. При этом степень откровенности между ними была совершенно особой, словно эти двое превратились в одно целое. Они говорили не только о чем-то веселом, но и о грустном. С другими разговор на веселые темы велся весело, а на грустные — печально. Однако Ню Айго и Чжан Чухун даже на грустные темы могли говорить весело. Например, раньше любой разговор о Пан Лина был для Ню Айго что соль, которую сыпали на рану. Впервые подняв с Чжан Чухун эту тему, Ню Айго даже плакал. Зато теперь, если они и говорили о прошлом, имя Пан Лина мелькало в их разговорах совершенно безболезненно. Ню Айго понял, что с появлением в его жизни Чжан Чухун его отношение к Пан Лина полностью изменилось. Они говорили не только о Пан Лина, но и о нескольких парнях Чжан Чухун, которые были у нее до Ли Куня. Ню Айго спрашивал ее, с кем она впервые переспала, было ли ей больно, шла ли кровь. Чжан Чухун подробно сообщала Ню Айго все эти детали. В свою очередь Чжан Чухун поинтересовалась, сколько у Ню Айго было женщин, и тот ответил, что, не считая Пан Лина, лишь Чжан Чухун. И тогда Чжан Чухун крепко его обняла. Закончив разговор и уже собираясь уснуть, кто-нибудь из них предлагал: