Валтасар кивнул.

— Понятно, каждый из нас хотел бы получить надежное прорицание, свидетельствующее, что тот или иной поступок окажется удачным для нас или, наоборот, неудачным. Итак, мы вопрошаем богов о каком-то конкретном случае и желаем получить ответ точный, отражающий суть дела. Но прими во внимание, государь, что не одними человеческими делами озабочены боги. У них, помимо мелких людишек, есть иные задачи, о которых мы даже судить не можем. Все вокруг находится в движении, и поворот нескольких небесных сфер можно предугадать, но ответить, каков будет результат того или иного события, которое произойдет через многие десятилетия, никто не в силах, потому что, возможно, и самого события не будет. Единственное, что дано людям, это, обращаясь к оракулам, установить, что при тех-то и тех-то условиях, поступок, совершенный в определенный день, будет иметь такой-то результат. Государь, поверь, боги всегда обращают внимание, каким образом люди испытывают судьбу: добиваются ли они цели, прилагая собственные усилия, стараясь оседлать время и изменчивый рок. Трудятся ли они на пользу желаемого или сидючи ожидают неизбежное…

— Я понял тебе, Нур-Син, — вновь кивнул Валтасар. — Ты хочешь сказать, что мне уместно поторопить события и отправить усыновившего меня человека к предкам.

Нур-Сина бросило в краску.

— Ни в коем случае, государь! Вряд ли подобная торопливость понравится Мардуку-Белу, по чьей воле ты и твой приемный отец были наделены царственностью.

— Ладно, не пугайся. Я пошутил. Но если серьезно, ты тоже не в состоянии открыть, какое будущее меня ждет?

— Так ли это важно, государь?

— Это вопрос вопросов. Зачем трепыхаться, если, в конце концов, все рано или поздно свалится в мои руки.

Старик припомнил, как вечером он поделился с Луринду, заметно оплывшей в поясе, впечатлениями от разговора с царевичем. В конце с горечью заключил.

— В длинной истории рода Набополасара наступает последняя глава. Здесь спора нет. Если каждому из предыдущих правителей для описания их деяний можно отвести полный свиток, а Навуходоносору целую библиотеку, Валтасар достоин только точки, заключающей последнее предложение в анналах. Ну, разве что пары слов — был такой. После чего край, обрыв.

— Но последний свиток еще не заполнен до конца, — ответила жена. Что-то будет?

* * *

К изумлению Нур-Сина, уже на следующий день во дворце были подписаны соответствующие распоряжения, и персидские посланцы, тайно находившиеся в Вавилоне, начали получать из царских хранилищ оружие и продовольствие. Через две недели караван отправился в сторону Элама, затем в Персию. Нур-Син проводил «друга царя», с которым познакомился еще в Экбатанах и подружился во время долгого пути домой, до самых Суз. Там дождался известия о прибытии каравана, а также сообщение о начале мятежа.

Кир изгнал из пределов своих земель царских чиновников и отказался платить дань. Узнав о выступлении царя Парса, Астиаг в начале нового года (553 г. до н. э.) снял осаду с Харрана и скорым маршем возвратился в Мидию. В первом же сражении он разгромил малочисленное войско Кира, выдвинувшееся в северные предгорья хребта Кухруд и, решив до зимы добить мятежника в его собственном родовом гнезде, двинулся на столицу Парса Пасаргады. Во втором сражении, произошедшем в озерном дефиле, через которое проходила дорога к столичному городу, Астиаг вновь добился успеха. Бегущих воинов остановили персидские женщины, вышедшие из крепости и пристыдившие мужей и сыновей, отцов и братьев.

В третьей битве Кир удалось одолеть противника — вернее, остановить его порыв и не допустить осады и штурма Пасаргад. Этот момент оказался переломным.

Набонид после снятия осады с Харрана, полагая, что справился с мидийской угрозой, счел момент благоприятным для начала осуществления своего внутриполитического плана. Власть он удерживал твердой рукой, внутренние раздоры прекратились — теперь самое время отодвинуть границы государства на юг, захватить торговые пути через север Аравии, а также заняться реформированием многочисленных культов, существовавших в империи, выстроить общегосударственную иерархию поклонения божествам и освежить пантеон. Царь Вавилона отправился завоевывать Аравию, и на пути в пустыню заглянул в Вавилон, где осенью третьего года царствования (553 г. до н. э.) собрал государственный совет.

Старик Нур-Син накрепко запомнил заседание, на котором царь обвинил храмовую верхушку, а также старейшин Вавилона, в непонимании воли богов, в неверном отношении к созидателю небес, земли и вод Сину, в нежелании осознать масштабность задачи, которая встала перед страной в этот трудный, судьбоносный момент и которую нельзя решить исключительно военной силой.

— Единственный надежный способ справиться с вызовом времени и обеспечить национальные интересы, — заявил Набонид, — это сплотиться воедино. Необходимо показать великому Сину, что мы, его дети, по-прежнему чтим и поклоняемся ему. С этой целью я решил восстановить в прежнем величии храм Сина в Харране Эхулхул. Отринуть все ложное, что наслоилось на священный пьедестал и святилище за прошедшее дни. Я уже приказал отыскать закладные камни прежних царей Салмансара II и Ашурбанапала. Вот с чего мы начнем — с придания святому месту первоначальной величины, прежнего величия и всеобщего почитания. К сожалению, славные Набополасар и Навуходоносор в свое время наплевательски отнеслись к возрождению места пребывания бога, осветителя ночи. Что ж, мы, потомки, исправим эти ошибки, для чего я требую введения дополнительной пошлины. Надеюсь также на добровольные пожертвования храмов на возведение дома Сина, властелина света.

Ответом ему было гробовое молчание, затем в зале, где собрался совет, как бы громыхнуло — поднялся невероятный шум, раздались негодующие крики. Старцы стучали посохами об пол, жрецы храмов Вавилона, Борсиппы, Ниппура, Куты, Сиппара и других святилищ, которыми густо была утыкана земля Месопотамии, вскочили с мест, принялись возмущенно размахивать руками.

Нур-Син и Балату-шариуцур помалкивали. Первому было хорошо известно, что последнее слово останется за царем. Публично спорить с властителем, заразившимся хворью единобожия, понимаемого как оправдание всем прежним преступлениям, а также как инструмент достижения беспредельной власти, было бесполезно. Время от времени эта чума нападала на всех занесенных в списки вавилонских жрецов правителей, начиная с древнего Эхнатона[81]и кончая иудейским Иосией[82]и мидийским Астиагом. Теперь проказа докатилась до Вавилона.