– Детектив Паллорино?

Лорна Драммонд. С какой-то коробкой.

Энджи внутренне напряглась, готовая к новой атаке – словесной или физической.

Драммонд шагнула к ней.

– Грейси купила мне подарок на Рождество… Вот, под кроватью нашла. – Лорна замолчала, справляясь с эмоциями, кашлянула и протянула коробку Энджи: – Пусть у вас будет. Грейси бы вам сама отдала. За все, что вы сделали ради нее… Ради Фейф и других девочек…

Энджи молча смотрела на Лорну Драммонд.

– Возьмите, пожалуйста…

Энджи осторожно взяла коробку из рук женщины и открыла. Внутри оказалась еще одна коробочка, вроде шкатулки для драгоценностей – резная, кремового цвета. Энджи вопросительно посмотрела на миссис Драммонд.

– Откройте, – сказала та с мокрыми глазами.

Энджи приподняла крышку шкатулки, и крошечная балерина в розовой пачке выскочила и закружилась в пируэте под мелодию колыбельной. В недрах шкатулки вращался валик с крючками, цеплявшими своеобразный гребешок с металлическими полосками, которые, высвобождаясь, издавали каждая свою ноту.

– Она старинная, – объяснила Драммонд. – У меня в детстве была похожая. Папа подарил. Он скончался в том же году, а вскоре шкатулка сгорела в пожаре вместе с домом… Я часто рассказывала Грейси о шкатулке – единственной памяти о моем папе, а несколько месяцев назад мы с Грейси шли по Говернмент-стрит, и вдруг в витрине антикварного я увидела точно такую шкатулку… Я загляделась, растрогалась… Видимо, Грейси потом вернулась и купила… – Давясь рыданиями, Лорна выхватила из кармана бумажный платок и высморкалась. – Спрятала коробку у себя под кроваткой… ждала Рождества…

Но так и не дождалась.

«Все мы лжем.

Все мы храним секреты – порой зловещие, а порой настолько мрачные и позорные, что поспешно отводим глаза от своего отражения в зеркале.

Пряча неприглядную истину в подвале души, мы старательно наводим внешний глянец, кроим себе парадную историю…»

Энджи смотрела на замирающую танцовщицу. Музыка замедлилась, тренькнула одна металлическая нотка, другая, и шкатулка замолчала. Энджи стояла, не в силах в этот момент поднять глаза на Лорну Драммонд, чтобы не выдать страха перед собственным открытием.

– Я не могу это взять, миссис Драммонд, – вырвался у нее хриплый шепот. – Не могу.

Лорна Драммонд тронула Энджи за руку:

– Берите, я ведь тоже у себя оставить не смогу. Пусть шкатулка стоит у вас в память о Грейси и других таких, как она…

Лорна замолчала. Энджи взглянула на нее и увидела, что щеки Лорны мокры от слез.

– Вы уж и дальше работайте, детектив, – прошептала она. – Такие, как вы… Только вы нас и защищаете, стоите на страже правды… справедливости… Спасибо, что отыскали его и… остановили, пока он больше никого не…

Порывисто отвернувшись, Лорна выбежала за дверь, в дождь и темень.

Энджи так и осталась стоять со шкатулкой в руках, не в силах двинуться с места.

╬

Пятница, 22 декабря

– Энджи! Это ты?

Энджи охватили противоречивые эмоции, когда она присела перед маминым креслом-качалкой. Ей сразу вспомнились слова отца: «Ты вернула мне Мириам, Энджи. А я… Не знаю, суждено ли тебе испытать такую любовь, но Мириам была для меня… всем. Она мой мир. Когда я увидел, что она стала почти прежней… Я не стал ее разубеждать».

Мать протянула холодную руку:

– Как я рада тебя видеть, Эндж!

– Мам, я тебе кое-что привезла.

– На Рождество? Что, что? – Мириам по-детски захлопала в ладоши.

Энджи улыбнулась. Привычная любовь к матери боролась в ней с новым знанием, с открывшейся тайной, со сложным чувством к поступку… родителей. Она хотела, чтобы эта женщина была ее мамой, но теперь в сердце образовалась рана от сознания, что ее биологическая мать неизвестно где, мертвая или живая. Неразгаданная загадка.

– Подарок, – сказала она. – Мне его передали от… очень особенной девушки. Я подумала, пусть побудет у тебя, порадует.

Энджи не могла оставить шкатулку в своей квартире – крошечная балерина в розовой пачке слишком напоминала маленькую девочку в розовом, прочно поселившуюся где-то в ее подсознании. Отдать шкатулку Мириам казалось правильным: Энджи чувствовала потребность поделиться частичкой себя – своей работы, своей жизни – с приемной матерью, которая уже не воспринимает слов. Энджи надеялась, что этот символ, этот подарок каким-то образом выполнит свою задачу. Дочки-матери и их сложные отношения…

Мать недоуменно нахмурилась:

– Но это от Энджи?

– Это от Грейси.

Мириам открыла шкатулку. Заиграла музыка, маленькая балерина выскочила и закружилась в пируэте. На глазах Мириам выступили слезы, и она снова захлопала в ладоши – как ребенок и как женщина, запутавшаяся в собственных воспоминаниях.

К выходу из лечебницы Энджи шла со странной опустошенностью на душе.

– Счастливого Рождества, – сказала ей попавшаяся навстречу санитарка.

Энджи кивнула. Надо же, чуть не забыла…

– И вам.

Ну теперь хотя бы понятно, почему она не любит Рождество, подумала Энджи, выходя в холодную ночь.

╬

Воскресенье, 24 декабря

Поминальная служба по Мерри Уинстон проходила на мысе, далеко выдававшемся в море между двумя бухточками. Уинстон иногда приходила посидеть и посмотреть на океан.

По дороге на панихиду Энджи заехала к отцу. Выключив мотор, она некоторое время глядела на пустую скорлупу дома своего детства, на хранилище воспоминаний. Настоящих и поддельных. Лжи. Ложно понятой любви… Глубоко вздохнув, она выбралась из машины и достала с заднего сиденья большую плетеную корзину.

Ветер ерошил волосы и трепал пальто. Энджи поставила корзину на крыльцо и уже хотела уйти, когда дверь распахнулась.

– Энджи…

– Папа? Привет. – Энджи сунула руки поглубже в карманы. Джозеф Паллорино выглядел постаревшим. Он был в широких джинсах и своем огромном удобном свитере с кожаными заплатами на локтях. При виде отца, такого большого и знакомого, у Энджи перехватило дыхание, как от удара под ложечку.

– Я это… – Она поглядела в небо, будто некая торжественность могла помочь удержать все хотя бы так, как есть, или подсказать какие-то ответы. Из последних сил сохраняя самообладание, Энджи кивнула на корзину: – Я тут привезла тебе индейку небольшую и на гарнир кое-что. Ты когда вечером поедешь к маме… Санитарки сказали, что некоторые семьи привозят в Сент-Агнес праздничный ужин и делятся с остальными… – В горле встал ком – они втроем так хорошо сидели когда-то у праздничной елки! Но теперь ко всем воспоминаниям примешивалось новое чувство: что ее предали.