Вымокший до нитки, он откинулся на спинку стула и сокрушенно покачал головой. А потом сказал, стиснув зубы:

— Если бы это сделал кто-нибудь другой, а не вы, Донна, я врезал бы ему этим стаканом по голове, не задумываясь. Теперь я пойду в туалет, чтобы привести себя в порядок и успокоиться, потому что я страшно зол, черт побери! Женщина, если вы еще будете здесь, когда я вернусь, я потребую от вас извинения. После чего мы посмотрим, возможно ли дальнейшее сотрудничество между нами… Но если вы еще хотя бы раз выкинете такую штуку, то я заставлю вас пожалеть о вашей долбаной жизни!

Сама ошеломленная своим внезапным дерзким поступком, Донна страшно побледнела. Она молча смотрела, как Алан вытаскивает платок и вытирает лицо. Пока он вихрем несся через ресторанный зал в сторону туалетной комнаты, она имела возможность хорошенько осознать, что именно и с кем она себе позволила: «Алан Кокс опасен. И так же опасен мой муж».

Выпитое Донной спиртное давало о себе знать. Она взглянула на пустой стакан из-под «Перье» со смешанным чувством: страх и одновременно триумф. «Я не доверяю своему мужу». — Эта новая мысль продолжала волновать и печалить ее. Видимо, на нее нашло затмение, раз она позволила втянуть себя в эти дела. Все, что она постепенно узнавала, оказывалось все выше и выше расположенным на шкале преступности. И вровень с одной из высших точек шкалы, в сущности, стоял ее муж — любимый Джорджио.

Она наполнила свой стакан из большой бутылки «Перье», стоявшей на столе, и принялась медленно пить. То, что, как она узнала, Джорджио связан с ужасными типами вроде Энни, Джонни и Ника Карвелло, шокировало ее. Но даже принимая во внимание угрозу, высказанную в ее адрес Аланом Коксом, она все равно не желала выходить из игры. «Все, что я хочу, — это узнать правду».

Она понимала: со временем правда откроется ей и обнаружится, что правда горька. Тем не менее в ожидании возвращения Алана Кокса она в уме репетировала слова извинения: «Я не хотела выплескивать воду в лицо Алану. Мне следовало выплеснуть ее в лицо собственному мужу».

У нее было странное ощущение: похоже, Алан Кокс понял это прежде, чем она сама.

Odi et amo: quare id faciam,

Fortasse requires.

Nescio, sed fieri sentio et excrucior.

Я ненавижу и люблю; и ты можешь спросить, почему это так.

Я не знаю, но я чувствую, что это случилось, и я страдаю.

Кармина № 85, Гай Валерий Катулл 84–54 гг. до Рождества Христова

В двадцать лет правит воля;

В тридцать — разум;

А в сорок — суждение.

Альманах Бедного Ричарда (июнь, 1741), Бенджамин Франклин (1706–1790)

Джек Кроун был ливерпульцем с толстой шеей. И среди более или менее отдаленных предков имел одних чистокровных ирландцев. Он носил чисто ирландское имя, его темно-синие глаза тоже были истинно ирландскими… Однако матерью Джека стала вьетнамка неопределенного возраста и еще, более сомнительной репутации. И вырос он в атмосфере подавленной страсти к насилию, сильной материнской любви и откровенной жестокости.

Кек То, его мать, жила в маленьком арендуемом ею домике в центре Хэндсворта. Она дополняла свое скудное социальное пособие разными случайными заработками на Лайм-стрит и в районе доков. Она была маленького роста, говорила тихо и дружелюбно, и это привлекало к ней крупных порывистых типов, которые хотели на уикенд улизнуть из дома и провести какое-то время в теплом доме с теплой женщиной. Неожиданное пришествие домой рослого сына-полукровки зачастую пугало их. Особенно потому, что Джек ненавидел «друзей» матери больше всего на свете.

Кек То умерла, когда ему было тринадцать лет. Джек вымахал в рослого парня и выглядел значительно старше своего возраста. Он нашел себе работу в доке — грузил товары на большие корабли, что входили в порт, но всегда держался обособленно от других докеров. К семнадцати годам он уже мог считаться уставшим от жизни мужчиной; именно в это время Джек и познакомился с Джоджо О'Нилом. Джоджо к своим тридцати пяти годам давно приобрел в доках широкую известность как сводник и поставщик девочек. И он легко разглядел большой потенциал в громадном молодом Джеке Кроуне.

Взяв Джека к себе в телохранители, Джоджо обучил его тонкостям сводничества, разным схемам укрывательства краденого и бесчисленным другим способам урвать несколько фунтов нечестным путем. Вместе они сделались могучей силой. И спустя двадцать лет Джек и Джоджо все еще были вместе. Только теперь они стали партнерами. Эти двое стояли за многими ливерпульскими ограблениями. Однако ни тот, ни другой ни разу не переступали порога тюрьмы — и ни один из них не желал этого.

Внешне эта пара выглядела почти респектабельной: оба ездили на хороших машинах, носили приличную одежду и владели помимо всего прочего двумя ночными клубами и борделем. У Джоджо был единственный интерес — молоденькие женщины, которых он преследовал с неуместной для его возраста прытью. Джек Кроун, со своей стороны, имел собственную ахиллесову пяту — у него была жена Бетань, маленькая темноглазая женщина из Западной Индии: будучи на пять лет старше Джека, она стала матерью их шестерых детей.

Джек обожал ее, несмотря на то, что в последнее время она выказывала определенное утомление от его бурной деятельности. Он же был вынужден в интересах бизнеса покупать одну за другой те компании, которые ему подходили. Бетань по отношению к Джеку играла сразу три роли: матери, сестры и любовницы. Она появилась на свет как плод любви белой женщины, ее матери, и черного мужчины, который останавливался в их доме на ночь. У Бетань и Джека было очень много общего, они обожали друг друга и своих детей. Бетань закрывала глаза на бизнес мужа, наслаждаясь ощущением безопасности, которое ему приносили деньги и уважение людей. Дети у них рождались на удивление красивыми, они брали у своих предков все самое лучшее — ум, предприимчивость и дар любить.

Жизнь семейства Кроун протекала за стенами большого дома в Чешире, недалеко от рынка, в предместье Ливерпуля. И соседи, включая известную телезвезду и трех продюсеров, всегда обращались с ними вежливо. И это несмотря на то, что на предложения дружбы они никогда не отвечали взаимностью. Кроуны ни разу не приняли приглашения отобедать вместе или поучаствовать в семейной вечернике. Они были необычными — и в конечном итоге соседи оставили их в покое в их огромном доме. И лишь махали им рукой, встречаясь на автомобильной дороге. Иногда мать Бетань, Виолетта, приезжала навестить семейство дочери, но и она никогда не оставалась ночевать. А больше Бетань никто не был нужен — только Джек, Виолетта и дети: четыре сына и две дочери.

В доме имелось двадцать комнат; во дворе располагались бассейн с подогретой водой и большой, тридцать на тридцать футов, пруд, в котором Джек держал китайских карпов. На участке, площадь которого составляла почти акр, содержалось множество животных, которые принадлежали детям, в том числе пузатая свинья и три шотландских пони.