– Не знаю-с! – поспешая за нею, тараторила Настя. – А на меня так уж слишком смотрел! Да и на Таню, приказчикову дочь, тоже, да и на Пашу колбинскую, да грех сказать – никого не обидел, даже нашу Дуньку! Такой баловник!..

– Это удивительно… Да что он в Дуньке-то нашел?!..

С этими словами, сказанными громко, не таясь, они вошли в дом.

И вот уже Настя собирала барышню ко сну. Сидя перед зеркалом и заплетая волосы на ночь, Лиза спросила:

– А что в доме про него слышно?

– Про кого? – отозвалась Настя, застилая постель.

– Ах, Настя! Да про Берестова же!

– А что слышно… Барин, сказывают, прекрасный: такой добрый, такой веселый. Одно не хорошо: за девушками слишком любит гоняться. Да, по мне, это еще не беда: со временем остепенится…

Настя уложила барышню в постелю, укрыла одеялом, подоткнула под бочок как маленькой.

– Как бы мне хотелось его видеть! – сказала Лиза со вздохом, уже борясь со сном.

Настя присела на край кровати, заговорила шепотом, будто сказку на ночь рассказывала:

– Да что же тут мудреного?.. Тугилово от нас недалеко, всего три версты… Подите гулять в ту сторону или поезжайте верхом… Вы верно встретите его… Он же всякий день, рано поутру, ходит с ружьем на охоту…

– Да нет, нехорошо… – возражала Лиза, уже прикрыв глаза. – Он может подумать, что я за ним гоняюсь… К тому же отцы наши в ссоре, так и мне все же нельзя будет с ним познакомиться… – Она примолкла, засыпая.

– Ну, поглядим еще… Утро вечера мудренее… – успокоила ее Настя.

Вдруг Лиза села на постели, широко раскрыв глаза.

– Ах, Настя! Знаешь ли, что?!..

– Ахти, господи!.. – отпрянула Настя.

– Наряжусь я крестьянкою!

Настя прыснула, прижала пальцы к губам и сказала:

– А и в самом деле!.. Наденьте толстую рубашку, сарафан – да и ступайте смело в Тугилово!.. Ручаюсь вам, что Берестов уж вас не прозевает…

– А по-здешнему я говорить умею прекрасно. – Лиза снова упала на подушку, повернулась на бок и счастливо прошептала: – Ах, Настя, милая Настя! Какая славная выдумка!..

И тотчас же заснула.

Настя перекрестила ее, загасила свечи и вышла вон.

И тотчас светелка Лизы наполнилась лунным сиянием.

Глаза девы распахнулись, она повернулась к окну. Сквозь ветки липы прямо на нее смотрела круглая луна.

Лиза встала, подошла к окну.

Двор усадьбы, сад, село на холме и далекий лес – все было залито голубым лунным светом.

Лиза вздохнула и вернулась к постели. Но не легла, а только присела – не спалось…

… – Авдотьюшка, дружочек, дай хоть один блиночек! – верещал Петрушка.

– Сядь у окошка

Да подожди немножко, – отвечала кукла Авдотья, скрываясь за пестрым пологом, свисавшим с обруча над головою бродячего кукольника.

– Пока муж придет в дом,

Угости скорей блином! – увещевал надетый на руку Петрушка.

– Ну уж ладно,

Говоришь ты больно складно, – прорычал грозным басом кукольный муж, появляясь над пологом и принимаясь дубасить Петрушку колотушкой.

Скрипучий, пронзительный голос Петрушки, изображаемый с помощью пищика, доносился до крайних рядов небольшого уездного базара, куда лихо подкатила легкая летняя коляска. В ней сидели Лиза и Настя, правила коляской Дунька. Осадив лошадей, она вопросительно оглянулась назад. Настя и барышня, раскрыв рты, с одинаковым любопытством глазели по сторонам. А вокруг кипела базарная жизнь: стоял неумолчный говор, мычали коровы, привязанные к телегам, били крыльями куры и гуси, блеяли в загоне овцы…

Мужики, бабы, девки, парни из окрестных сел, с корзинами и без, сновали между рядами и телегами, с которых продавали овощи, фрукты, мясо, птицу, лапти, горшки и еще всякую утварь, живность и снедь. Вот проехал мимо барин верхом на мерине, которого вел под уздцы стремянный, следом тащился слуга. Барин указывал ему, что купить. Проезжали и другие коляски, переваливаясь на рытвинах, в них сидели барыни и барышни, тоже с интересом глазели по сторонам, выбирали товары.

Небо было ясное, высокое, голубое…

О чем распорядилась Лиза, с помощью Насти сойдя с коляски, не было слышно за шумом базара, а только Настя, получив денег, стремглав побежала к единственной лавке. Дунька осталась сидеть на облучке, а Лиза побрела вдоль торговых рядов.

Одни торговцы зазывали, выкликали товар, другие стояли молча, будто им и дела нет, да утирали раскрасневшиеся от жары лица.

– А вот сбитень горячий!

Подходи, кто с похмелья плачет!

С нашего сбитня голова не болит,

Ума-разума не вредит.

Извольте кушать,

А не глядеть да слушать!..

Рядом другой продавец старался:

– Лучшей репы в свете нет!

Какой вкус, какой цвет!

Все едят да хвалят,

Нашего брата по головке гладят!..

За прилавком с деревянными и глиняными игрушками кудрявый весельчак выкрикивал:

– Игрушечка диво,

Забавна, красива!

Угодно купить?

Могу уступить!..

Но Лиза уже не могла оторвать глаз от «панорамы», то есть яркого ящика с двумя увеличительными стеклами и коньком наверху, внутри которого вращались «картины». Рядом стоял дед-раешник, одетый в серый домотканый кафтан, расшитый желтой и красной тесьмой, в лаптях и шапке-коломенке, на которой болтались цветные ленточки. Он крутил рукоять и пояснял:

– Вот вам город Париж,

Что въедешь, то и угоришь…

А вот и город Марсель,

Что не видите отсель…

Лиза не утерпела и припала к увеличительному стеклу. Ах, какая красота ей открылась!..

– А вот город Питер, – слышала Лиза речь деда, —

Что барам бока повытер!

Там живут смышленые немцы

И всякие разные иноземцы.

Русский хлеб едят

И косо на нас глядят.

Набивают свои карманы

И нас же бранят за обманы…

– Барышня! – дернула Лизу за рукав Настя, и барышня с неохотой оторвалась от прелестной картины.

– Вот! – в одной руке Настя держала четыре аршина толстого полотна, в другой – пятиаршинный кусок синей китайки.

– Изрядно, голубушка! – порадовалась Лиза. – Теперь – пуговки медные!.. Пошли к офене!

Лиза не забыла дать деду денежку, ухватила Настю за рукав и потянула за собой.

Коробейник щедро насыпал Насте полную горстку пуговок.

– На пятиалтынный не много ли? – улыбнулась ему Настя.