– Неужели?

Врени кивнула.

– Пока что у нас есть всего одно чистосердечное признание. Один очень-очень младший брокер, уволенный года полтора назад. Но вокруг банка постоянно возникают слухи о незаконных переводах средств, об украденных и подделанных банковских чеках, о пропавших деньгах. А еще какое-то время назад что-то крайне странное приключилось в их компьютерном отделе. Уволили сотрудника. В их бухгалтерские компьютеры проник вирус и уничтожил буквально все. Обычная история: уволенный сотрудник затаил обиду, запустил в систему «троян», и теперь он периодически все им уничтожает и продолжит так делать, если только создатель его не отключит. Своего рода компьютерная версия крайне мерзкого аварийного тормоза.

– Довольно плохо, – согласился Питер, – но данные всегда можно восстановить из бэкапов.

– Нельзя, если здание, в котором хранятся бэкапы, сожгли той же ночью, – возразила Врени. На ее лице появился хищный оскал.

– Скажи мне, – спросил Питер, – не случилось ли это прямо перед началом какого-нибудь расследования?

– Федерального, – ответила Врени, – Федеральный закон о противодействии рэкету и коррупции.

«Еще и рэкет», – подумал он. Ситуация становилась крайне запутанной.

– Бэкапы уничтожены полностью, – продолжила Врени, – а вот компьютеры пострадали более избирательно. Похоже, вирус в первую очередь интересовали файлы, содержащие информацию о материнской компании банка – некоей ОХИК.

Питер округлил глаза.

– А они чем занимаются?

Врени покачала головой.

– Надеюсь, я это выясню. Эта история даже больше, чем думает Кейт, я в этом уверена. У меня есть подозрение, что вся тема с мысом Канаверал отойдет на второй план по сравнению с этим. – Она допила кофе и захлопнула блокнот. – Идем, сделаем эти фотографии.

Питер пошел за ней и сделал несколько снимков фасада здания, а затем с помощью длиннофокусного объектива сфотографировал лобби и охранника, пялящегося на них через полузеркальное стекло входной двери.

– Это все, чего мы добьемся от этих ребят, – сказала Врени. – Как только они поняли, что именно меня интересует, тут же очень вежливо выставили за дверь. Однако у меня есть фотографии их руководителей из одного из справочников «Желтые страницы». Их вполне хватит.

У Питера закончилась очередная пленка, и он достал катушку из камеры.

– Что дальше?

– Я собираюсь побеседовать с уволенным брокером, – сказала Врени, – его выпустили под залог, он где-то в городе. Тем временем запуск челнока все ближе. – На миг на ее лице проявилась накопившаяся усталость. – А мои источники так и не смогли рассказать о происходящем в Кеннеди.

Питер на мгновение задумался, тщательно подбирая слова, и наконец произнес:

– Тут кое у кого накопился передо мной долг, и он смог его вернуть.

Не называя источник, Питер пересказал ей слова Андерсона о ситуации в Центре Кеннеди. Врени внимательно выслушала его и, на всякий случай, записала. Когда Паркер закончил, напарница пристально посмотрела на него:

– Это надежный источник?

«Я познакомился с ним только сегодня утром, – подумал Питер, – так что это резонный вопрос». Но вслух он сказал:

– На мой взгляд, да. Я, конечно, могу ошибаться.

– Я доверяю твоим суждениям. Хотелось бы знать, что со всем этим делать. Я думала, Ящер просто, – она пожала плечами, – просто псих, который бегает по округе, а не кто-то, кому можно приказать что-то сделать. Но если он действительно ворует ценные вещи… Как он это делает?

Питер покачал головой. Врени расплылась в улыбке.

– Этот сюжет не только сопротивляется расследованию, – сказала она, – он отказывается отвечать на вопросы, ссылаясь на пятую поправку к Конституции. Как же мне это нравится!

Питер был рад тому, как Врени наслаждалась ситуацией. Его проблемы, к сожалению, были куда менее абстрактными.

– Ну, хорошо, – сказала Врени, когда они вместе пошли прочь от здания «Регнерс Вильгельм». – Сегодня я возьму еще несколько интервью и, начиная с сегодняшнего вечера, буду в отеле. Близится наш первый дедлайн. Подозреваю, как минимум полдня я проведу, охотясь на Юргена Готтшалка, нашего уволенного брокера.

– Хорошо, – ответил Питер.

БЕРЕГОВОЙ канал пролегает между Майами-Бич и собственно Майами, от порта и дальше, мимо роскошных домов и отелей Майами-Шорт и Бел-Харбор. У большинства домов, расположившихся по обеим сторонам канала между бульваром Бискейн и Коллинз-авеню, были собственные частные пирсы или доки. Стоящие вокруг пальмы колыхались и сверкали, когда лучи солнца падали на их отполированные листья – идеальный ландшафт. В этих белых домах, розовых бунгало и особняках из персиковой лепнины и стеклянного кирпича буквально ощущался аромат эксклюзивности. Кое-где между домами и водой втиснулась даже полоска частного пляжа.

Один из таких домов, спрятавшийся в тени пальм и бугенвиллий, возвышался на берегу залива. Сгущались сумерки, и внутри мерцали огни. У окруженного розовым настилом голубого бассейна за белым чугунным столом сидел мужчина, который пил чай со льдом и смотрел на воду.

Он был довольно молод. У него были светлые волосы, тонкое, красивое лицо и очень голубые глаза. Он сидел возле этого бассейна, глядя на бухту, почти три недели.

Домашний арест – довольно вежливое название, но оно отражало истинную суть. Полиция находилась возле парадного и черного входов его особняка, копы сидели в лодках, украшающих водную гладь. Некоторые были даже не копами, а федеральными агентами того или иного ведомства. Если он покидал пределы своего дома, они толпой сопровождали его – и всем своим видом давали понять, что не приветствуют такие вот выходы на улицу, даже недолгие. Так что в основном он сидел дома. Если звонил телефон, он не брал трубку, зная, что линия прослушивается, – друг в полиции предупредил его еще до принятия соответствующего постановления в суде. Так что ему как раз хватило времени выскользнуть из дома и сделать несколько жизненно важных звонков из телефона-автомата до начала домашнего ареста.

Он сидел ровно и ничего не делал, потому что таковы были указания. Ему сказали, что со временем все уладится. Потерпи, жара спадет, и федералы отстанут от твоего дела. Он не спрашивал, как и почему, просто был уверен, что прямо сейчас где-то большая сумма денег меняла владельца. Деньги всегда меняют владельца. Даже федералы не имели к этому иммунитет.

Вечер сменялся ночью. Он смотрел на огни, мерцающие по берегам залива Бэй-Козуэй, и думал, как же сильно ему хотелось просто выйти, поймать такси до аэропорта, успеть на рейс «Люфтганзы» и улететь домой в Мюнхен. Но это было несбыточное желание. Даже если бы ему удалось ускользнуть от сторожевых псов, что уже было маловероятно, даже если бы ему удалось покинуть США по одному из поддельных паспортов, которые ему дали, немецкое правительство все равно тут же экстрадировало бы его обратно. Власти Германии были склонны к сотрудничеству с США по таким вопросам.