бы смотреть в глаза своих подданных. В политике при отсутствии выбора происходят иногда жуткие вещи, поэтому принимаемые решения порой просто ужасны. Мне иногда становится страшно от осознания сделанного… Я бы хотел, чтобы ты никогда такого не увидела. Но мы допустили ошибку. Сиккэн недооценил меня и я его на этом поймал. Погибли тысячи верных ему людей. Но они были моими подданными и это моя вина. Я недосмотрел и как выяснилось я его недооценил. Крыса прогрызла решетку. Как результат у меня был выбор или гекатомбы в городах или одна жизнь. Но я все-таки надеюсь вытащить Ри. В конечном итоге не самоубийцы же в правительстве Англии.

– Неужели все так страшно? Я слышала от отца, что политика занятие гораздо грязнее чем война. Тут все могут оказаться врагами, даже те кого ты считал своими лучшими друзьями. Нельзя остаться чистым занимаясь политикой… А что будет если она погибнет? Ты был серьезен говоря о Лондоне?

– Сама подумай. Человеку свойственно проявлять милосердие, но политика отбирает человечность. Люди меняются. Просто я на троне с трех лет. Я вырос зная что никому не могу доверять, а те кому я доверял погибали ради меня. Мой двоюродный дядя – прежний корейский король обговаривал с сановниками которые были всем обязаны моему отцу – как меня лучше устранить чтобы ему сесть на трон. Я своими ушами слышал запись разговора – «Сделайте это так, чтоб бедный мальчик ничего не почувствовал!» – жуткая гримаса на миг сковала его лицо. Меня спасли военный министр и мой племянник – нынешний король корейский… Да еще один подпоручик Пхеньянского лейб-гвардии полка согласившийся передать послание цесаревича Александра Корейского из под ареста – куда дядя на всякий случай его сунул. Теперь он полковник… Впрочем, – спохватился император – тебе лучше пока не знать этой истории. Сейчас я доверяю только Ри, тебе и может быть своей матери и все. Еще Бонч Бруевичу – троцкистское подполье приговорило всю его семью к смерти.

– Как? – не сдержалась она. Оно есть?

– Есть – и я вот подумал – не был ли мой японский дядя… бывший дядя… с ним в сговоре. А предок Бонч-Бруевича сам увлекался социализмом и даже ездил в Париж с визитами доброй воли – а потом предлагать Пакт Мира… Его взорвали в машине уже когда он был глубоким стариком – за измену идеям социализма как они писали в листовках. Но это тоже особая история. – А что до Ри – ты зря ее ее хоронишь… Англия не рискнет своей столицей…

Хикэри хотела возразить что дед его пообещал сжечь дотла Париж если троцкисты убьют всех пленных как угрожали. Троцкий выполнил угрозу и Париж исчез – там сейчас великолепный парижский лес выросший на руинах и несколько монастырей и все.

Но промолчала…

– Когда мне было шестнадцать и по закону регенты отдали мне власть, – как бы в раздумье произнес император – я считал, что всегда прав и что мои враги – да и друзья должны повиноваться. И прежде всего я издал указ об отмене правила по которому царю нельзя жениться до восемнадцати лет, – Олег Даниилович грустно усмехнулся. И сразу сделал предложение Маргарите Прусской… Она сказала, что согласна но подождет… А я не стал настаивать и согласился подождать… Вот и дождался… Слушай – ты не знаешь всего – когда ОСВАГ начал расследовать ту катастрофу – они не обнаружили следов злого умысла. Хотя многие старые следователи чуяли что называется нутром… Но попутно они нашли четыре заговора – один английский, второй – старообрядческий, а два других собирались возвести на трон кого-то из моей оставшейся родни – точнее править от их имени. Мне пришлось убить много людей, но я никогда не мучился кошмарами – царь вздохнул и Хикэри увидела как же он очень устал, – я уже более десятка лет у власти и у меня стали появляться сомнения, колебания и даже сожаление, иногда думаю о том сколько хороших людей погибли просто как побочный результат моих решений. А других – кому и смерть была недостаточным наказанием я не смог наказать их так как они заслужили – потому что политика диктовала – и потому что они были полезны – не мне а России и даже миру. Идем, – император взял Хикэри за руку и повел ее к небольшому дому в глубине двора.

Хикэри переступила порог с некоторой опаской.

– Все сомнения и сожаления испытываемые мною при управлении страной находятся здесь… – Хикаро прикладывает ладонь к стене и стена разъезжается в стороны. Они вошли в большой зал.

В глубине у противоположной стены на гигантском троне сидела фигура в доспехах сёгуна. В нишах стояли фигуры в доспехах воинов средневековой Японии. Справа и слева на подставках – горящие масляные лампады. Много их стояло и на ступеньках у подножия трона.

Хикэри пройдя внутрь зала остановилась у подножия трона.

Лампад много. Очень много. Они так ярко освещают зал…

– Что это за место? Ты сам зажег эти лампады?

– Этот дом мой отец построил для моей матери императрицы Асэми. Тут был алтарь Сусаноо. Это его статуя на троне. Потом она забросила этот дом и я его превратил в то, что ты видишь. Лампады? Некоторые зажег я, некоторые мои друзья, а некоторые люди умершие у меня на руках. Когда вследствие моих решений умирал человек и я испытывал сожаление и скорбь, я зажигал одну. Но я и не заметил, что их стало так много. Надеюсь их не прибавится. – Император, взяв масленку, принялся пополнять запасы масла в светильниках.

– Мне не нравится это место, Ваше Величество, – Хикэри только сейчас поняла что она дрожит от странного ощущения, – вокруг столько огней, но они источают лишь могильный холод, пробирающий до костей. Кажется что больше одиноких призраков тут ничего и нет.

– Пройдет время и ты привыкнешь… – в голосе его звучала легкая печаль. Но мне сообщили что приехала Юкки и я распорядился, чтобы ее проводили сюда.

⁂

– Хикэри, Косаки бросает тебе вызов!! – Влетевшая в зал Юкки, оповестила не только ее, но и императора. Впрочем Юкки была так возбуждена, что толком даже не поняла куда ее привели.

– Где, когда? – Хикэри прячет улыбку. Вызов заранее запланирован, нужные сплетни по Константинополю распространяются быстрей электромагнитной волны в вакууме.

– Она просила тебя подождать ее здесь. Она едет сюда с кронпринцем Германским.

– Хикэри, в этом доме есть подземный этаж. Там зал для фехтования, – император несколько рассержен. – Ты так с ней и не помирилась?

– Все в порядке Ваше величество. Никто никого не убьет. Вы пойдете? – Обеспокоенно спросила Хикэри.

Мы с Косаки мирный договор не рекламировали. Котенок тем более не торопилась оповещать город