Строгановых, напоминает, что казакам велено было стоять в Перми и Камском Усолье, «ходить на пелымского князя вместе с пермичами и вятчанами…».

В тишине «герценки»

(перечитывая страницы «Трудов Вятской ученой архивной комиссии»)

Вспомним добрым словом губернские архивные комиссии. Начало их относится к 1884 году, когда стараниями историка юриста Николая Васильевича Калачева были открыты четыре первые архивные комиссии: в Твери, Тамбове, Орле и Рязани, в 1885-м возникла пятая комиссия в Костроме. Вятская ученая архивная комиссия была по счету двадцать четвертая, и первое ее заседание, торжественное открытие, было 28 ноября 1904 года по старому стилю. В присутствии отцов губернии был отслужен молебен, произнесены речи. Задачей архивной комиссии ставилось собирание, хранение, напечатание памятников исторического материала, описание его, прояснения истории Вятки и соединения ее с общей историей родины! На открытии вспоминались изречения о пользе истории для современности. Пророка Давида: «Помянух дни древния, и поучихся во всех делах твоих»; Карамзина: «История — зеркало бытия и деятельности народов, дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего»; Пушкина: «Да ведают потомки православных Земли родной минувшую судьбу».

В докладах инициаторов создания архивной комиссии И. М. Осокина, М. Н. Решетникова, Н. А. Спасского и особенно Александра Степановича Верещагина (его роль первенствующая в комиссии) ставились задачи конкретнее в связи с непростой и малоизвестной историей вятского края.

«Перенесемся мысленно в туманную даль прошлого Вятской страны. Густой мрак язычества царил некогда в глухих дебрях нашего края, и, всматриваясь туда, в эту темную глубь таинственной стороны, невольно рисуешь воображением знакомые картины языческого культа — чуется: в священном сумраке дубравы суровые жрецы с толпой своих собратий справляют загадочный обряд кровавых жертв неведомым богам; и были тогда, как говорит поэт: «лес и дол видений полны», но только в этой старине — не русских дух: язычник-инородец, вот кто осветил вятские дремучие леса заревом пылающих костров и населил их тенями своих богов. Эта давно минувшая жизнь инородческого язычества, полная грубых суеверий, до сих пор еще, как отдаленное эхо, звучит в своеобразном быте и обычаях наших вятских инородцев, возбуждая иногда в нас недоумение своей неразгаданностью. Давно ли, например, прогремел на весь почти мир знаменитый судебный процесс мултанских вотяков, так ярко обнаруживший наше незнакомство со своим ближайшим соседом-инородцем? А сколько недобрых слухов, точно не проверенных и часто легендарных, ходит в простом народе про тех же вотяков и черемисов? И если теперь этот инородец, нередко таящий во мраке лесов и чумов преданья старины глубокой, подчас является для нас существом загадочным, то тем более таинственной представляется жизнь его предка-язычника. Пролить свет на эту темную для нас жизнь и может местная архивная комиссия».

На заседании говорилось об открытии в будущем исторического музея, исторической библиотеки, губернского общедоступного архива.

«Глухой Вятский край с его вековыми лесами стоял вдали от кипучего центра политической и общественной жизни, но он был полон событий, волнуясь иногда, как море-океан. Бурные вихри общественных движений и неурядиц залетали по временам и в вятские дебри, наполняя их своим шумом. Сюда — в захолустные уголки обширного края — шли прятаться от взоров правительства наши раскольники, и старообрядчество свило здесь прочное гнездо, выставив из своей среды представителей почти всех многоразличных толков. Невольными жителями далекой Вятки оказывались иногда видные общественные деятели, политические ссыльные, и заманчивые веяния Запада порой мутили прозрачные волны жизни благонамеренных вятчан…»

Это из выступления М. Н. Решетникова.

А. С. Верещагин говорил исключительно практически. Называл первые, подлежащие публикации дела, говорил о невосполнимых утратах. Так, исчезло дело о перенесении из села Курина в город Вятку образа архистратига Михаила, дело чрезвычайное, объемом в 600 листов. Куринские крестьяне сопротивлялись, дошло даже до выстрелов в присланного за образом архимандрита и его спутников. Также пропало весьма важное и объемистое дело «О Пугачевском бунте в пределах Вятской провинции». И то сказать, где хранились «дела»? Верещагин так описывает помещение:

«В этой комнате, с разбитыми в окне стеклами, с разбросанными в беспорядке, покрытыми вековой пылью и снегом, изъеденными молью и отсыревшими делами, невозможно было оставаться без головной боли дольше полутора часов, а дела можно было читать не иначе как после очистки и просушки на печи».

Верещагин напомнил, что еще двенадцать лет назад председатель Вятской губернской управы А. П. Батуев поднимал вопрос об учреждении архивной комиссии, теперь же, когда вопрос решен, нужно идти вперед скорыми шагами.

Первым председателем комиссии был избран Н. А. Спасский. А. С. Верещагин, упрашиваемый занять эту должность, по состоянию здоровья просил оставить за ним место товарища председателя и редактора «Трудов комиссии».

«Наши архивы — это лес дремучий — так же богаты и так же малодоступны» — с такими словами председателя члены комиссии углубились в них.

Уже первые выпуски «Трудов» показали огромность запасов вятских архивов. Было начато их публикование. Дважды в месяц, регулярно, собирались заседания. Начинаемые обычно в семь вечера, они оканчивались, как правило, в двенадцатом часу ночи, что видно из пунктуальных протоколов заседаний. Вначале перечислялись члены комиссии, участники заседания, а затем «посторонние люди», например, седьмого января 1905 года из посторонних был священник Селивановский, а чаще просто писалось: «Из посторонних два человека».

И вот, в тишине любимой «герценки», выпуск за выпуском листаю «Труды Вятской ученой архивной комиссии» и понимаю: задача рассказать о них почти неподъемна. Но и необходима. Любое дело интересно, о любом хочется поведать современникам, я — первочитатель многих выпусков: восемьдесят лет в темноте прохладного хранилища ждали человеческого взгляда «Сказания русских летописцев о Вятке» с комментариями Верещагина. И другие дела. Тревожимые иногда историками, они все же неизвестны широкому читателю. Маленький лифт или узенькая лестница приводят нас в подвал, в котором, по поверью библиотечных работниц, живет таинственный человек. Может, он ночами, при свечке, листает ветшающие страницы?

Возьмем целью рассказать хотя бы о некоторых делах, оставивших след в истории Вятки. Или, скорее, даже не так — постараемся увидеть в архивах ту искомую особинку вятской глубинки, которая во все времена своей истории была загадочна для остальной России.

Тем более в преддверии 1989 года, года пятисотлетия присоединения Вятки к России.

Многолетнее чтение «Трудов Вятской архивной комиссии» позволяет утверждать, что главным двигателем всякого благородного дела, всякой прогрессивной мысли для вятских людей было  п о ж е р т в о в а н и е. В самом широком смысле. Страницы архивов, если бы сопоставить их в сравнительном смысле, то есть подразделить на направления — указы и донесения, просьбы и жалобы, наказы выборным людям и грамоты, строительные подряды и дележ покосов и лесных угодий — какие угодно дела и события, то выходит, что документы, показывающие бескорыстие вятичей, в преимуществе перед другими.