Артур затаил дыхание, боясь, что его обнаружат, и немного переждал, прежде чем открыть дверь и проскользнуть в дом. Ему было нехорошо, но еще хуже было ощущение злости от того, что больше никто этого не услышал. Поэтому никто и не захочет его слушать.

С головной болью он тихо просидел до конца ланча, пока Торквилл разыгрывал роль идеального гостя, выражая свою любовь к Польперро и к морю и выковывая фальшивые узы связи с семьей, которую, как уже точно знал Артур, презирал. Наблюдать за Федерикой было так же мучительно, как стать свидетелем автомобильной катастрофы в замедленном виде. Он все видел, но ровным счетом ничего не мог сделать.

В то время как Артур и Сэм с болью в сердце вспоминали о триумфальном визите Торквилла, Федерика переехала в его роскошный дом в Литл-Болтонс. Здесь все было изысканно оформлено одним из лучших лондонских дизайнеров с использованием самых лучших материалов, аксессуаров и дорогих картин.

— Я просто не могу поверить, что буду жить здесь всегда, — восхищенно ахнула Федерика, бросаясь на кровать.

— И не только это. У тебя будет мое имя, а потом — мои дети. Мы наполним этот дом топотом маленьких ножек, — добавил он, устраиваясь рядом и нежно целуя ее.

— О Торквилл. Я никогда не была так счастлива, — сказала она, обхватывая его лицо руками. — Ты — это все, о чем я только могла мечтать.

— А ты — это мечта, воплотившаяся в реальность. Я искал тебя всю свою жизнь, — произнес он, улыбаясь ей. — Ты нежна и чувственна. Ты подобна ангелу и чиста как снег. Я не могу понять, что ты во мне увидела, ведь у меня множество недостатков.

Она восторженно смотрела в его светлые глаза и думала, почему Артур ему не доверяет — ведь у него было самое заслуживающее доверия выражение лица, которое она когда-либо встречала.

Позже, когда она восхищалась гардеробными комнатами, наполненными костюмами от Шанель, туфлями от Феррагамо, бельем от Ла Перта и драгоценностями от Тиффани, она узнала, что все эти новые вещи были куплены для нее Торквиллом, а все ее старые вещи исчезли. Когда она спросила, куда они подевались, он сообщил, что подарил их миссис Хьюджес, экономке.

— У нее есть дочь примерно твоего возраста, но у них туговато с деньгами, дорогая. Кроме того, ты теперь стала другой, сейчас ты со мной, — пояснил он, заключая ее в объятия. — Ты сбрасываешь свою старую кожу вместе с прежним именем. Ты будешь миссис Торквилл Дженсен, и я хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее.

Федерика предпочла бы, чтобы он вначале поинтересовался ее мнением, но не захотела выглядеть неблагодарной. Она просто ответила, что он слишком щедр и что она всего этого не заслуживает. Его очевидное обожание рассеяло ее страхи и снова улучшило настроение. Она не хотела ничего, кроме как радовать его своей любовью. Любуясь своим новым обликом, она вспоминала, как больше десяти лет назад в Вине с неприязнью смотрела на свое отражение в зеркале. После стольких разочарований она заслужила Торквилла.

Она мечтала разделить новости с отцом, но вспомнила о том, что он не общался с ними уже много лет. Несмотря на душевный подъем, она ощущала и странное разочарование. Сейчас, когда у нее есть Торквилл, ей не нужно больше искать счастье в мерцающем великолепии шкатулки с бабочкой — в этом больше не было нужды. Тени прошлого сменил яркий свет ее новой жизни. Она больше не нуждалась в своих воспоминаниях и была намерена обзавестись новыми впечатлениями вместе с Торквиллом. Поставив шкатулку на прикроватную тумбочку, она закрыла крышку.

* * *

Сэм провел ночь накануне свадьбы Федерики в кожаном кресле Нуньо, перечитывая «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма — историю наиболее успешного возмездия, описанного в литературе. На рассвете его разбудило пение ранних пташек. Он огляделся, удивляясь тому, что ухитрился заснуть в такую ночь. Потирая усталые глаза, он смотрел в окно на мимолетный облик туманного утра. Сад был окутан легкой летней дымкой, будто накидкой из мерцающей паутины, в которой таилось обещание великолепного летнего дня.

Но Сэму он не обещал ничего, кроме глубочайшего разочарования.

Когда в восемь утра в комнату зашел Нуньо, он обнаружил там своего внука, с мрачным видом смотревшего в окно.

— Я хотел бы думать, что тебя продержала здесь всю ночь одна из моих книг, — сказал он, глядя на увесистый том Дюма, лежавший на его коленях.

Сэм медленно повернулся и уставился на деда.

— А я хотел бы заточить Торквилла Дженсена в замок Иф, — простонал он.

— А! — понимающе вздохнул Нуньо и закивал головой. — Сегодня юная Федерика выходит замуж.

— Верно, — подтвердил Сэм, снимая очки и протирая их с помощью своей рубашки.

— Любовь — это мудрость дурака и глупость мудреца, — процитировал Нуньо и поднял вверх свою лохматую бровь.

— Нуньо, сегодня у меня не то настроение, но, чтобы удовлетворить потребности твоего эго, я сообщу, что это Уильям Кук, «Жизнь Сэмюэля Фута».

— Мольто бене, каро. Даже в моменты великого отчаяния ты способен сохранять свой разум и радовать старика.

— Я вовсе не влюблен в Феде, Нуньо. Я уже говорил тебе, что просто не желаю видеть ее несчастной. — Затем он раздраженно добавил: — Не думаю, что я пойду в церковь, поскольку лицезрение самодовольной физиономии Торквилла Дженсена может толкнуть меня на поступок, о котором я потом буду сожалеть.

— Дорогой мальчик, если ты не можешь распознать, что твою злость питает ревность, то ты в меньшей степени мужчина, чем я полагал. Если же ты спросишь мое мнение, то я скажу, что это нежное создание обожало тебя в течение многих лет, но ты ее отверг. Так что сейчас соберись с духом и прими поражение с достоинством. Я предлагаю тарелку овсянки и чашку чая, а потом надевай пальто и отправляйся в церковь со всеми нами, демонстрируя хорошие манеры. Такие события приходят, чтобы испытать нас, и, может быть, это испытание на зрелость будет для тебя самым серьезным. Я верю, что ты не посрамишь нашу честь.

Несколько позже Сэм молча жевал свою овсянку, в то время как возбужденная болтовня сестер и матери действовала ему на нервы и погружала в пучину невеселых мыслей. Тем временем из сада появился Джои с гигантской жабой в руках и пояснил, что обнаружил этот экземпляр в плавательном бассейне. Когда Ингрид попыталась забрать у него земноводное, жаба выпрыгнула из рук с ловкостью акробата и стала скакать по полу кухни, предвосхищая все попытки ее изловить.

— Ах, оставьте ее в покое, — устало вздохнула Ингрид, наливая себе очередную чашку чая. — Она сама найдет себе дорогу в пруд без нашей помощи. Думаю, что мистер Жаба сам в состоянии позаботиться о своей персоне!

Молли и Эстер предстояло выступить в роли подружек невесты или, как предпочитала говорить Молли, «почетных фрейлин».

— Я бы предпочла сама выйти за Торквилла Дженсена, вместо того чтобы ползти в пяти шагах позади невесты, — завистливо вздохнула Эстер. — Я просто не могу поверить в удачу Феде.