Когда несколько дней спустя делегация в составе трех крестоносцев и трех венецианцев явилась к Алексею, требуя немедленно выплатить причитающиеся им деньги, он мог только развести руками – что привело к началу войны. Ни крестоносцы, ни греки не желали ее. Жители Константинополя хотели только избавиться от этих головорезов, которые уничтожали город и в придачу обирали их до нитки. Франки тоже негодовали, не желая якшаться с греками, которых они считали слабым, упадочным народом. Им не терпелось сразиться с неверными. К тому же, даже если бы византийцы и расплатились с ними полностью, это не принесло бы франкам существенной выгоды – только позволило бы рассчитаться с венецианцами.

Все дело тут было в Энрико Дандоло. Он в любой момент мог отдать своему флоту приказ отплывать: франки испытали бы облегчение, а византийцы – безмерное счастье! Однако дож отказывался поднимать паруса на том основании, что франки никогда не смогут выплатить ему свой долг, пока сами не получат деньги от Алексея. Но вдруг он почти забыл об этом долге. Его ум сосредоточился на гораздо более масштабной цели – на низвержении Византийской империи. Так что его советы приняли другую окраску. Ничего более ожидать от Ангелов нельзя: крестоносцы получат долг, только взяв Константинополь силой. Утвердившись в городе, посадив одного из своих лидеров на трон, они могли решить вопрос с долгом и профинансировать Крестовый поход.

Высшее общество Константинополя между тем тоже пришло к выводу, что Алексей IV должен уйти. И в январе 1204 г. дело взял в свои руки единственный деятель на византийской политической авансцене, способный к решительным действиям. Алексей Дука – имевший прозвище Мурзуфл (Насупленный), обусловленное тем, что его густые брови сходились на переносице, – аристократ, занимавший высокую придворную должность протовестиария[85], которая давала ему право неограниченного доступа в императорские апартаменты. Поздно ночью он ворвался в комнату василевса, разбудил его и напугал известием о том, что византийцы восстали против него. Закутав Алексея Ангела в мантию, Дука вывел его через боковую дверь из дворца – прямо в руки остальным заговорщикам. На несчастного юношу тотчас надели оковы, а через несколько дней он был задушен тетивой. Его слепой отец вскоре после этого умер. Виллардуэн предполагает естественную смерть; по-видимому, ему не пришло в голову, что она могла стать делом чьих-то рук.

Расчистив дорогу к трону, Мурзуфл короновался в соборе Св. Софии как Алексей V и сразу же начал демонстрировать такой стиль руководства, какого давно уже недоставало империи. Башни были должным образом укомплектованы личным составом, стены укреплены и наращены в высоту. О выплате крестоносцам долга – в отношении которого новый император не нес никакой ответственности – речь вообще не шла.

Западные рыцари теперь пришли к однозначному выводу – с Византией надо покончить. Именно за этот вариант Дандоло ратовал в течение нескольких месяцев; старый дож, к этому времени признанный уже как венецианцами, так и франками предводителем всей экспедиции, провел ряд совещаний в Галате. Крестоносцы разрабатывали план атаки и определяли схему руководства империей после ее завоевания. Сошлись на том, что франки и венецианцы направят по шесть делегатов в избирательный комитет, который выберет нового императора. Если им будет франк, то патриархом станет венецианец – и наоборот. Император получит четвертую часть Константинополя и всей империи, в том числе два главных дворца: Влахернский на берегу бухты Золотой Рог и старый – на побережье Мраморного моря. Оставшиеся три четверти территории поделили поровну: одна половина отходит Венеции, а другая отдается в ленное владение рыцарям-крестоносцам. Особо было оговорено, что дож будет освобожден от феодальной присяги императору.

Атака началась утром 9 апреля, в пятницу. Нападению подвергся тот же самый участок приморской стены, который Дандоло и его войско уже успешно брали приступом девять месяцев назад. Новые, более высокие стены и башни трудно было взять приступом с топов мачт венецианских судов, но 13 апреля, после нескольких неудачных попыток, венецианцам все же удалось прорваться на башни через перекинутые с кораблей мостки. Почти одновременно франки пробили брешь в стене и хлынули в город.

Мурзуфл, командовавший обороной отважно и решительно, пустился вскачь по городским улицам – в последней отчаянной попытке остановить своих отступавших солдат. Затем, видя, что шансов на это никаких нет, он бежал с Ефросиньей, женой Алексея III, и ее дочерью Евдокией, с тем чтобы присоединиться к Алексею, находившемуся во Фракии. По прибытии туда Мурзуфл женился на Евдокии и начал собирать силы для контрнаступления.

Когда стены оказались проломлены, началась страшная резня. Только с наступлением сумерек захватчики удалились в свой лагерь, который они разбили на одной из главных площадей города. На следующее утро крестоносцы обнаружили, что какие-либо очаги сопротивления уже практически отсутствуют. Но для жителей Константинополя трагедия только началась. Ведь не зря франки так долго ждали возможности проникнуть в богатейшую столицу мира. Теперь, когда они получили традиционные три дня на разграбление, то набросились на город как саранча. Никогда еще со времен вторжений варваров Европа не становилась свидетельницей такой безудержной оргии жестокости и вандализма; никогда еще в истории такое количество красот, такое количество самых великолепных творений рук человеческих не подвергалось бессмысленному уничтожению за столь короткий срок.

В числе свидетелей был Никита Хониат:

«Они уничтожали святые образа и бросали священные реликвии Мучеников в такие места, которые мне стыдно назвать, разбрасывая повсюду тело и проливая кровь Христову… Что касается осквернения ими великого собора, то они разрушили главный престол и поделили между собой все ценные предметы, находившиеся там… И они ввели лошадей и мулов, чтобы им сподручней было увезти священные сосуды, кафедру, двери и предметы обстановки; когда некоторые из этих животных случайно оскальзывались и падали, то крестоносцы протыкали их своими мечами, загрязняя церковь их кровью и калом.

Обычная шлюха была усажена на патриарший трон, чтобы выкрикивать оттуда оскорбления в адрес Иисуса Христа; и она пела непотребные песни и непристойно танцевала в священном месте… Не были пощажены ни добродетельные матери семейств, ни невинные девушки, ни даже девы, посвятившие себя Богу…»

И эти люди, продолжает Хониат, несли крест на своих плечах – крест, на котором они поклялись воздерживаться от плотских удовольствий до тех пор, пока их священная задача не будет выполнена.

Это был самый черный час Константинополя – с бедствием такого масштаба несравнима даже позднейшая сдача города османскому султану. Но не все сокровища города погибли. В то время как франки предались безумию разрушения, венецианцы сохраняли трезвость. Последние тоже грабили, но не занимались уничтожением. Они знали толк в красоте, окружавшей их. Все, чем завладевали венецианцы, они отсылали в Венецию – включая четверку огромных бронзовых коней, которая была помещена на массивное возвышение над аркой главных ворот собора Св. Марка и находится там до сих пор.