Если цены на нефть останутся сравнительно низкими в течение длительного периода времени, каждое правительство, которое зависит от углеводородных доходов как основного источника пополнения государственной казны, окажется под внутренним давлением. Шок ощутят столь разные страны, как Вьетнам и Индонезия в Азии, Россия и Казахстан на евразийском пространстве, Колумбия, Венесуэла и Мексика в Латинской Америке, Нигерия и Ангола в Африке и, конечно, Иран, Ирак и Саудовская Аравия на Ближнем Востоке[984]. У каждой из перечисленных стран разные возможности выдержать такой удар – здесь все зависит от продолжительности периода низких цен, структуры экономики и способности ее институтов адаптироваться к падению доходов. В числе сильнее всего проигравших от падения цен на нефть окажутся страны, не особенно дружественные Соединенным Штатам и их союзникам, – Венесуэла, Иран и Россия. Как отмечает профессор Гарвардского университета Мартин Фельдштейн, «эти страны привыкли полагаться на нефтяные доходы для финансирования деятельности своих правительств… [и] даже при 75–80 долларах за баррель правительствам этих стран придется изыскивать дополнительные источники финансирования тех популистских программ, которыми они обеспечивают себе общественную поддержку»[985]. Но когда цены на нефть упадут и эти страны испытают немалый шок, данное потрясение скажется на стабильности всей международной системы[986].

Разработчикам политики следует учитывать сценарий, при котором ряд стран-поставщиков энергии подвергнется финансовым деформациям и соответствующей политической нестабильности, но в первую очередь они должны оценивать последствия ценового кризиса для стран, которые использовали нефть как геополитический рычаг, обычно в целях противодействия американским интересам.

Россия – та страна, которая пострадает больше прочих от энергетического бума в США в следующем десятилетии. Она обладает собственными немалыми запасами сланцевой нефти в Западной Сибири, которые могут разрабатываться в среднесрочной и долгосрочной перспективах, но непосредственным эффектом «нетрадиционной революции» окажется ослабление позиций России сразу в нескольких отношениях. Во-первых, сланцевая революция в США (и, в отдаленном будущем, возможно, в Европе) в конечном счете уменьшит способность России использовать энергоресурсы в геоэкономических целях. Нет, эта революция не избавит Европу полностью от российского влияния, поскольку Россия останется крупнейшим поставщиком энергии на континент практически в любой ситуации. Россия поставляет в Европу нефть марки Urals, нефтепродукты и природный газ; все три категории товаров попадают в зону риска по объемам поставок (с увеличением экспорта США) и по цене (из-за избытка предложения). Но в будущем европейские страны, особенно на востоке, должны стать менее зависимыми от российских энергоносителей и, следовательно, менее уязвимыми перед геоэкономическим принуждением со стороны Москвы[987]. Если США со временем отменят запрет на экспорт сырой нефти (это приоритетная задача палаты представителей и сената в конгрессе 114-го созыва, который работает с января 2015 по январь 2017 года), американская сырая нефть неизбежно разрушит давнюю российскую монополию на энергетическое обеспечение Европы[988]. Дело не в том, что Вашингтон будет направлять американскую сырую нефть предпочтительным клиентам; подобно всякому другому экспорту, этой нефтью будут торговать частные компании, заинтересованные в максимальной прибыли. Расширение доступа к американской нефти для европейских потребителей позволит этим странам получить альтернативу российской нефти (в настоящее время Европа импортирует из России около 30 процентов всех поставок нефти). Аналогичным образом, реальная возможность для Европы выбирать поставщиков нефти заставит Россию жестче конкурировать на мировом рынке и сократит доходы от продажи углеводородов соседним европейским странам[989].

Даже если «нетрадиционная революция» ограничится США и Канадой, дополнительные объемы сырья на рынке должны – как было в 2010–2011 годах – обеспечить европейским странам больше рычагов в переговорах с Россией[990]. Если Европа продолжит прилагать усилия по интеграции своего рынка СПГ, будет строить терминалы, способные принимать природный газ из США и других стран, и расширять инфраструктуру, диверсификация поставок лишь увеличит энергетическую безопасность континента; это, безусловно, даст Европе больше возможностей по управлению кризисами наподобие того, когда Россия прекращала поставки газа на Украину в 2006, 2009 и 2014 годах, в разгар конфликта вокруг Крыма и на востоке Украины[991]. Кроме того, если, конечно, позволит противоречивая внутренняя политика ЕС, разработка европейских сланцевых месторождений – с намерением воспроизвести американский энергетический бум – поможет континенту остановить общий спад добычи (традиционного) газа и укрепит положение таких буферных стран, как Украина и Польша, вечных жертв российского энергоресурсного принуждения.