– Сэр Френсис коварен, но он не всеведущ, – ободряюще улыбнулась Мария. – Откуда ему знать, когда о нашем замысле известно пока только мне и вам! Даже ваши друзья не посвящены в суть нашего плана; нет, я убеждена, что сэр Френсис не успел что-либо пронюхать.

– Тогда отчего этот Кристофер столь любезен с вами?

Мария нахмурилась.

– Елизавета разорвала отношения с Испанией, разве вы не слышали?

– Как раз с этой вестью я к вам явился, – Энтони изумленно посмотрел на нее. – Но как вы узнали, мадам? И какое это повлияло на поведение ваших стражников?

– Я узнала от сэра Эмиаса… Нет, не подумайте, что он перешел на мою сторону! Старый Эмиас не так прост, как кажется: перед Елизаветой он хочет выглядеть моим врагом, а мне он демонстрирует свою лояльность. Он держит нос по ветру и в нужный момент повернет свой корабль на правильный курс. Таких хитрых лисиц, как сэр Эмиас, в Англии теперь много развелось: их даже предателями назвать нельзя, – какое предательство, помилуй Бог, когда они верно служат власти, – любой власти, какая бы ни была в стране!

Понятие предательства сильно обесценилось у нас: раньше казнили за измену, но сейчас измены нет, потому что нет того, чему или кому можно было бы изменить. Представьте себе, что Спаситель не пришел бы в Иерусалим, что его не родила бы Пресвятая Дева; кому тогда изменил бы Иуда? Он стал бы обыкновенным чиновником Каифы и получал бы свои тридцать серебряников от синедриона в виде ежемесячного жалования.

Так и в нашей стране: Христос забыт, его учение превращено в выгодное дело и приносит хорошие доходы; подлость сделалась полезным и необходимым качеством для успеха в жизни, а благородство вызывает смех, как старомодное, проеденное молью одеяние. Предателей нет, говорю вам, – есть хитроумные люди, которые могут воспользоваться сложившимися обстоятельствами.

– Однако сэр Френсис не остался без работы, – заметил Энтони.

– Он вылавливает выскочек, слишком жадных и слишком алчных; честолюбцев, которые чувствуют себя ущемленными и хотят славы; наконец, сумасбродов, свихнувшихся на своих идеях, – с презрением заметила Мария. – Благородные и нравственно здоровые люди редко попадаются в его сети, – эта рыба нынче почти перевелась.

– Позвольте поинтересоваться, к какому разряду вы относите меня? – рассмеялся Энтони.

– Наверно, я должна была бы польстить вам, сказав, что вы благородный человек, борющийся за справедливость и истинную веру, но я не привыкла лгать своим друзьям и особенно тем из них, кто рискует из-за меня жизнью. По-моему, вы относитесь к тому разряду молодых людей, которые переняв основные черты нашего подлого века, пытаются построить лучшее будущее. Какой бы ни была ваша участь, вы не станете ни апостолом, ни святым, ни мучеником веры, однако вы можете приблизить время, когда к нам придут и апостолы, и святые, и великомученики… Вы не обиделись на меня, сэр Энтони, мой друг? – королева ласково взглянула на него.

– О, нет, мадам, – отвечал Энтони, – я ценю вашу откровенность, и вы правы… Но давайте возвратимся к нашему делу. Итак, вы считаете, что ваши тюремщики ни о чем не подозревают?

– Я считаю, что сэр Френсис решил избавиться от меня.

– Но почему?

– В преддверии войны с Испанией он желал бы очистить Англию от всех, кто мог бы оказать помощь врагу или действовать в интересах испанцев. Он хочет уничтожить все что угрожает власти Елизаветы внутри страны, а я, как вы понимаете, главная и чуть ли не единственная угроза для этой власти. Елизавета тоже это осознает и мечтает о моей гибели, однако ей страшно посягнуть на женщину, в чьих жилах течет кровь сорока поколений королей, и которая связана родством почти со всеми правителями Европы. Я сегодня уже говорила своей фрейлине, что Елизавета большая трусиха, как бы ни желала она выглядеть волевой и бесстрашной. Я жива благодаря ее трусости: будь Елизавета по-настоящему храброй королевой, меня давно убили бы.

Но сейчас настал момент, когда медлить больше нельзя: война с Испанией слишком серьезное испытание, которого власть моей кузины может не выдержать. Я уверена, что многие из подлецов, близких к ней, втайне уже прикидывают, как удобнее перейти на службу к Филиппу, если тот будет побеждать. Удобнее же всего это сделать, перейдя на службу ко мне, так как все знают о моей близости к испанскому королю – по родству, по вере и по убеждениям. Пошатнись трон Елизаветы, и в моем замке отбоя не будет от знатных лордов и прочих джентльменов, приехавших выразить мне свое почтение и свою преданность.

А если бы Елизавету удалось свергнуть до начала войны, то и воевать не надо было бы, потому что я, естественно, сразу заключила бы мир с Филиппом и вернула Англию в число цивилизованных христианских государств. Война же далеко не всем англичанам по нраву, они предпочли бы не подставлять свою драгоценную грудь под пули, а кроме того, не подвергать опасности свои деньги, имущество и семьи, если война перекинется на английскую землю.

– Да, я это понимаю, – сказал Энтони. – Мне не ясен замысел сэра Френсиса относительно вашего величества.

– Мне он также не ясен. Однако, судя по тому что мне разрешили свободно разъезжать по окрестностям замка, сэр Френсис надеется на мое бегство или заговор. Первое менее вероятно: уехав из Англии, я не потеряю притягательной силы для обиженных на Елизавету и недовольных ею; с моим отъездом опасность для моей кузины не устранится. К тому же, сэр Френсис не глуп, он знает, что я никогда не соглашусь вернуться в Англию на испанском корабле и войти в Лондон в обозе испанских войск. Мир и союз с Филиппом – обязательно, но быть его наместницей, служить испанской короне – никогда! – горячо воскликнула Мария.

– Вы стольким обязаны испанскому королю, – удастся ли вам сохранить независимость? – спросил Энтони. – Мне бы очень не хотелось служить испанцам, я англичанин!

– Дайте мне стать королевой Англии, а там увидите! – глаза Марии сверкнули. – Я никому не позволю помыкать собой, надо мною нет господина, кроме Бога!

Её конь дернулся и заржал.

– Спокойнее, скоро поедем, – Мария похлопала его