— А теперь самое трудное, — прокричала она.

— Ты что, шутишь, черт подери?

Она приступила к объяснениям, то и дело косясь по сторонам: щель между скалами сократилась до десяти метров. Ему предстояло упереться в выступающий кусок кремня и подняться к ее вытянутой руке. Безумный маневр в Абидосском храме по сравнению с этим выглядел детской забавой. А Флин не прошел даже элементарную подготовку. Однако выбирать не приходилось: либо он попытается, либо через минуту-другую скалы столкнут его в пропасть. Убедившись, что он четко понял все инструкции, Фрея заняла позицию — повисла вниз головой и как можно дальше вытянула руку, готовясь его ловить.

— Флин, второй попытки не будет, — крикнула она. — Так что уж постарайся не облажаться!

— Ну, я этого, знаешь ли, не планирую!

Фрея не сдержала улыбки.

— Можешь не торопиться. Только не слишком затягивай.

Флин взглянул на нее и снова опустил глаза, проверяя расположение уступа. Затем прошептал молитву, хотя перед этим лет двадцать не заглядывал в церковь, поставил ногу на камень, собрался — и с силой прыгнул, исторгнув дикий, горловой вопль в тот самый миг, когда его пальцы вылетели из трещины, а тело потеряло последнюю опору в отчаянном толчке. Фрея поймала его ладонь, а он ухватил запястье девушки свободной рукой и повис всем телом, словно гигантский маятник, елозя подошвами по отвесной стене. Держать его оказалось тяжело — куда тяжелее, чем в Абидосе. Ноги Фреи начали соскальзывать с перекладины, а плечо затрещало, словно вся рука вот-вот оторвется. Однако девушка ухитрилась не свалиться. Спустя, казалось, целую вечность — хотя прошло не больше нескольких секунд — Флин сунул один, а затем и второй мысок в щель, выпрямился и тем самым перенес почти всю тяжесть с руки Фреи на новую опору.

— Лезь по мне! — крикнула Фрея. — Толкайся ногами, ты должен подняться на лестницу! Давай, времени нет!

Он собрался было последовать совету, но вдруг застыл — ноги на краю трещины, руки держат Фрею за ладонь и предплечье. Ущелье сузилось до семи метров. Снизу поднялись клубы пыли.

— Времени нет! — крикнула Фрея и закашлялась. — Давай, Флин! Лезь по мне! Самое трудное ты уже сделал!

Весь недавний напор, все отчаянное рвение археолога как будто улетучились. Он цеплялся за камень и смотрел ей в глаза со странным выражением на лице — смесью тревоги и решимости.

— Давай! — рявкнула Фрея. — Ну, чего ждешь? Пока нас раздавит? Давай, поднимайся!

— Это я, — крикнул он в ответ.

— Чего «я»?

— Я убил Алекс.

Фрея застыла. У нее так резко перехватило дух, словно шею сдавили петлей.

— Это я сделал укол. Молли и Гиргис тут ни при чем. Я — убийца.

Девушка беззвучно раскрыла рот.

— Я не хотел! — выкрикнул Флин. — Пожалуйста, поверь мне. Я никогда в жизни за это не взялся бы. Алекс меня попросила. Умоляла. Она почти ослепла, начала глохнуть, у нее отнялись ноги и рука… Она знала, что будет только хуже. Хотела сохранить хоть какой-то контроль над собой. Я не смог ей отказать. Прошу, пойми! Я не смог отказать ей, и это как нож в сердце.

Ущелье сократилось до четырех метров, сквозь клубы пыли замаячили его стены, но Флин и Фрея словно не замечали. Она висела на лестнице, держа его за руку; археолог, вцепившись в девушку, балансировал на краю трещины. Оба забыли обо всем на свете, застряв в своем собственном измерении.

— Алекс сказала, что любит тебя. — Голос Флина был сиплым, еле слышным. — Это были ее последние слова. Мы сидели с ней на веранде, смотрели на закат. Я сделал ей укол, подержал за руку. Она ушла с твоим именем на губах. Я не мог не сказать тебе, понимаешь? Не мог. Она очень тебя любила.

В глазах Флина стояли слезы. На Фрею обрушилась лавина мыслей, эмоций, воспоминаний. Все в ее душе смешалось, спуталось, словно внутренний мир стал отражением внешнего, где царил хаос. Однако среди этого хаоса, среди наплыва боли и горя был твердый стержень, за который Фрея и ухватилась: стержень уверенности. Она знала, что на месте Флина поступила бы так же. И еще знала — по его глазам, голосу, по всему, что увидела и пережила с ним за последние дни, — что сделал он это из доброты, из сострадания, из любви к Алекс, а потому не заслуживал ни обвинения, ни осуждения. Даже наоборот, она странным образом ощутила себя перед ним в долгу. Он взял на себя бремя, что по праву принадлежало ей: он был рядом с Алекс в час нужды, когда родная сестра была от нее далеко.

Все это пронеслось у Фреи в мозгу за считанные секунды — время словно замедлило бег, чтобы подстроиться под ее мысли. Затем она стиснула ладонь англичанина, словно говоря: «Я все понимаю. А теперь полезли, к черту, отсюда», — и начала подтаскивать его к себе. Флин помогал, упираясь подошвами в скалу. На миг его лицо очутилось совсем рядом, их глаза снова встретились, и оба они улыбнулись понимающей улыбкой, еле заметной сквозь душную завесу пыли. Наконец Броди вскарабкался вверх, держась за Фрею, и поставил ногу на нижнюю перекладину. Каменная пасть была готова сомкнуться — ее «челюсти» разделяли всего лишь два метра пустоты.

— Бегом! — крикнула Фрея. — Скорей наверх!

— Ты первая!

— К черту джентльменство! Вперед! Я за тобой!

Она с размаху шлепнула Флина, поторапливая его.

Как только он забрался выше, Фрея перевернулась вверх головой и стала карабкаться следом. Едва Флин поднимал ногу с перекладины, как она тут же за нее хваталась, чтобы не отставать. Лестница так отчаянно тряслась, что неизвестно было, сколько еще они смогут на ней продержаться. Пыль немного развеялась, и сверху показалась голова Сайда и протянутая рука. Он махал им, чтобы скорее поднимались. Флин и Фрея, задыхаясь и кашляя, полезли навстречу бедуину. Стены ущелья подступили еще ближе — до каждой оставалось чуть больше метра с небольшим. Флин подобрался к краю, где Сайд вцепился ему в футболку и вытащил наружу. Фрея висела немногим ниже. В следующий миг скалы коснулись ее плеч, а перекладины лестницы начали горбиться под ногами дерево затрещало и лопнуло, но Фрея не упала: ее подхватили под мышки и вытащили наружу, на чистый, свежий воздух и удивительный простор каменной «крыши» плато.

Они втроем попятились, пытаясь отдышаться. Последние пяди ущелья исчезали на глазах: то, что всего час назад было широкой долиной с деревьями, зданиями и водопадами, сократилось до размеров трещины в сорок сантиметров, из глубины которой продолжали вырываться столбы красного света. Грохот гигантской камнедробильни понемногу стихал и превратился в низкий скребущий гул, словно где-то ворочались исполинские жернова.

Наконец две скальные толщи сомкнулись до просвета в ладонь. Оазис исчез, и наступил финальный момент драмы: из глубины разлома грянул громоподобный рев, похожий на рык льва с каменными легкими (как позже описывала Фрея), и наружу вырвался узкий клинок ярко-алого света. Силой звуковой волны беглецов сбило с ног и швырнуло на камень.