Сжавшееся в тугой комок сердце как будто отпустило, и Мо Жань вдохнул полной грудью, чувствуя себя совершенно счастливым и умиротворенным.

Хотя он чувствовал, что по сравнению с девятнадцатилетним Ши Мэем, этот двадцатичетырехлетний мужчина был немного чужим, непохожим на того прежнего, близкого ему друга, но это все еще Ши Мэй. Наверное именно потому, что он не мог быстро привыкнуть к его новому облику, ему пришла в голову эта абсурдная мысль: «Ши Мэй нарочно пощупал меня за ногу». Однако, поразмыслив, Мо Жань решил, что со временем у него получится привыкнуть... Что же касается развития их отношений, пусть все идет своим чередом, ему больше не хотелось навязываться и проявлять инициативу.

За те пять лет, что он бродил по миру в поисках следов странных происшествий, Мо Жань множество раз был на грани гибели, но так и не смог напасть на след фальшивого Гоученя. До него доходили кое-какие слухи, но поручиться за их правдивость было нельзя. Злодей пока не высовывался из-за кулис и не был пойман за руку, но Мо Жань чувствовал, что впереди их ждут трудные времена, так что сейчас не время расслабляться и вести себя легкомысленно.

Этих двух людей рядом с ним, он собирался беречь и защищать, если потребуется, даже ценой своей жизни.

Здесь и сейчас Мо Жань отпустил своих внутренних демонов, но он и предположить не мог, что эти демоны никогда не сидят без дела. Стоило ему избавиться от них, и они тут же прицепились к другому человеку.

Пожалуй, потому что еды этим вечером было слишком много, вернувшись домой, Чу Ваньнин почувствовал сонливость. Сначала он планировал всю ночь посвятить работе над чертежами нового Ночного Стража, но, набросав половину, начал зевать. Какое-то время он продолжал работать через силу, но, в конце концов, сонно моргнув пару раз, не раздеваясь, лег на кровать и заснул.

В путанных снах ему пригрезилось множество скверных и грязных[133.5] вещей.

Сначала перед его глазами возник пресловутый «Рейтинг размеров героев в расцвете сил мира совершенствующихся», а потом он сразу же оказался в купальне Мяоинь и увидел мощное тело, частью которого и являлся тот самый выдающийся и незаурядный предмет.

В тусклом свете свечей между бровей спящего пролегла тревожная морщинка, словно он изо всех сил старался освободиться из оков порочных сновидений, но, потеряв над собой контроль, все глубже погружался в эту трясину...

А потом ему приснился тот самый сон.

Изменившийся Пик Сышэн, где вещи остались прежними, а люди стали другими, и Зал Даньсинь.

Взрослый Мо Вэйюй сжимает его подбородок, со злобой во взгляде и издевкой в голосе произносит те самые отвратительные грязные слова:

— Я пообещаю то, что ты хочешь, если позволишь поиметь тебя один раз.

Этот Мо Вэйюй отличался от того взрослого Мо Жаня, которого он теперь узнал. В этой версии он выглядит слишком безумным, его красивое лицо очень бледное, белая кожа совсем не того цвета спелой пшеницы, который он успел оценить.

— Сам встань на колени... вылижи меня своим языком...

Обрывки этих грязных фраз доносились до него из глубин кошмара. Как будто какая-то тварь билась о стенки черепа, пытаясь вырваться из оков разума, чтобы наброситься на Чу Ваньнина и разорвать его в клочья.

Он дрожал от холодного ужаса, и в то же время все его тело томилось и плавилось от возбуждения.

Чу Ваньнин видел, как приблизившись вплотную, Мо Жань начал срывать с него одежду. Звук рвущегося шелка еще никогда не был таким ясным, и тут же сон начал темнеть, словно погружаясь в грязную воду.

Как и бесчисленное множество раз до этого, кошмар оборвался именно на этом моменте.

Раньше, после того, как он заканчивался, Чу Ваньнин крепко засыпал и спокойно спал всю ночь. Но по неизвестной причине, на этот раз перед его глазами вновь забрезжил свет.

Чу Ваньнин хотел как следует осмотреться, но этот новый сон был таким расплывчатым, словно он лежал в облаке пара. Оглянувшись, он смог рассмотреть только какие-то мутные алые пятна.

Его зрение оставалось затуманенным, но постепенно усиливались обоняние и осязание. В итоге, когда эти два чувства обострились до предела, Чу Ваньнин вдруг ощутил взрыв страстного желания и внутреннего жара, а потом, наконец, увидел прямо перед собой хорошо развитое мужское тело, навалившееся на него сверху и плотно придавившее его к постели. Испугавшись, Чу Ваньнин инстинктивно хотел сбросить наглеца, но, пребывая в мире грез, он не был хозяином своего тела.

Чу Ваньнин слышал тяжелое прерывистое дыхание мужчины и чувствовал, что его самого бьет дрожь. Чужое горячее дыхание обжигало его ухо, но еще сильнее жгли губы, которые дразняще и легко касались мочки его уха и тут же отступали, не желая идти дальше.

Повернув голову, он обнаружил, что лежит на мягком широком ложе, которое скрипит и качается в такт движений человека на нем. В нос ударил животный запах тела мужчины, который мог бы исходить от шкуры хищника, смешавшийся с другим неприятным сладковатым запахом[133.6]. Из-за этого зловония казалось, что вся кровать застелена не простынями, а звериными шкурами. Раскачиваясь вверх и вниз словно на волнах, Чу Ваньнин попытался вытянуть руку и ухватиться за простыни, но понял, что у него просто нет сил.

Этот мужчина был такой свирепый и вбивался в него с таким усердием, словно поставил себе цель разорвать его тело на части. В какой-то момент, как будто со стороны, Чу Ваньнин услышал, как из его собственного горла полились хриплые и похотливые стоны.

В отчаянии он затряс головой, пытаясь оказать хоть какое-то сопротивление, но это было бесполезно, ведь сила оседлавшего его человека была так велика, что, казалось, он одним ударом может не только размозжить все кости в его теле, но и вырвать его сердце. Чу Ваньнин чувствовал, что от ужаса кровь стынет в его жилах, и все его тело, с головы до пят, бьет неконтролируемая дрожь...

Может быть дело было в том, что этот сон был слишком реальным, а может, он просто очень сильно вымотался, но проснулся Чу Ваньнин только в полдень и еще долго лежал на кровати, пытаясь прийти в себя. Ему казалось, что стоит приподнять голову, и он снова почувствует животный запах шкуры зверя, смешавшийся со сладковатой вонью сырого мяса.

Он несколько раз моргнул и с облегчением обнаружил, что в одиночестве лежит в своей холостяцкой кровати с резным балдахином из