— Я могу ее увидеть?

— Конечно, — сказал мастер Ферус. Потянулся к дверной ручке и с ожесточением задергал ее, но со вздохом сдался: — Когда я был моложе, эти штуковины подчинялись. Должно быть, их перестали делать как надо.

— Вне всякого сомнения, — согласился Гримм и распахнул дверь перед Бенедиктом, который сразу прошел в лазарет и заговорил с доктором Бэгеном. Прикрыв дверь, Гримм повернулся к мастеру Ферусу:

— Сэр Бенедикт уверил меня, что вы сможете точно определить, где находятся враги, если мне удастся подвести вас достаточно близко.

Ферус провел тощими пальцами сквозь свои тонкие седые волосы:

— Смогу, скорее всего… — И широко раскрыл глаза. — Хотите сказать, капитан, вы уже представляете, где они прячутся?

— Думаю, что да, — подтвердил Гримм. — И я намерен двинуться туда, как только мои люди будут вооружены и облачатся в надежную защиту. Как раз собирался просить вас присоединиться.

— Да-да, само собой… — пробормотал Ферус, плавно поводя рукой. Глаза старика были прикованы к выбранной будто бы случайно точке на палубе корабля. — Вот только… боюсь, мы не отправимся прямо сейчас.

Гримм чуть наклонил голову.

— Не отправимся? И почему же?

Ферус вдруг словно оцепенел, но лицо его, напротив, пришло в движение: эмоции зарябили на нем, стремительно сменяя друг дружку, пока, наконец, этот танец не прекратился дрожью, сотрясшей худые плечи. Эфирреалист медленно повернулся и вытянул вперед руку, указывая застывшим пальцем в сторону корабельного трапа:

— Нам нет больше нужды разыскивать Недруга. Она явилась сама.

Обернувшись, Гримм как раз успел увидеть, как над бортом появляется чья-то голова. Спокойно шагая по трапу, мадам Кэвендиш добралась до верхней его точки, где и встала со скромно сложенными перед собой руками. На ней было все то же бледно-лиловое платье со стальным отливом и лавандового цвета блуза под жилетом с серой вышивкой. Шляпка сидела на ее подколотых волосах под щегольским углом, а в центре бархатного колье на тонкой шее красовался светящийся мягким светом крупный кристалл.

Все время, пока голова этой женщины поднималась над палубой «Хищницы», взгляд мадам Кэвендиш оставался направлен точно на мастера Феруса, словно та заранее знала, где найдет эфирреалиста, — еще задолго до того, как ступила на трап.

Безжизненные серые глаза еще продолжали пожирать Феруса, когда на губах Кэвендиш возникла улыбка. Гримм решил, что еще не видел на человеческом лице выражения, вобравшего в себя столько жестокости.

Затем она, немного поменяв позу, уставилась на самого Гримма, и эта улыбка вдруг вызвала в его памяти четкий образ нацеленной и готовой к выстрелу боевой перчатки.

— Капитан Гримм, — заговорила Кэвендиш. — Как же я рада встретиться вновь, сэр! И какой милый корабль! Вы позволите мне подняться на борт для переговоров?

Гримм чуть повернул голову к мастеру Ферусу, не отрывая от Кэвендиш пристального взгляда.

— Сэр? — прошептал он. — Нам схватить ее?

— Не получится, — хриплым от волнения голосом ответил Ферус. — У вас нет под рукой нужных инструментов.

Гримм сдвинул брови.

— Думаете, нам следует вступить с нею в переговоры?

— Милостивые Строители и всеблагой Господь, да ни в коем случае! — пробурчал в ответ Ферус. — Ей нельзя доверять. Лучше предложите ей чаю.

Гримм втянул губы.

— Чего ради?

— У нее над нами явное преимущество, капитан, иначе бы она здесь не оказалась. Она хочет поговорить, иначе мы уже отбивались бы от нападения. Давайте послушаем, что она скажет.

— Она опасна для моих людей? — спросил Гримм.

Между губами мастера Феруса блеснула полоска зубов:

— Как и для всего человечества. Пригласите ее выпить чаю, пока ветер не поменялся…

Коснувшись локтя Гримма, старик многозначительно понизил голос:

— Еще кое-что, капитан. Мы оба будем предельно вежливы.

Хмуро покосившись на эфирреалиста, Гримм все же кивнул. После чего повернулся, сдернул с головы шляпу и отвесил учтивый поклон, уместный для приветствия дамы.

— Милости прошу, мадам Кэвендиш. Добро пожаловать на «Хищницу». Могу ли я предложить вам чашечку чая?

Кэвендиш шагнула на палубу судна Гримма, и ее улыбка сделалась не столько шире, сколько острее.

— Как это мило с вашей стороны! Да, капитан, чай оказался бы весьма кстати. Буду премного благодарна.

Подавив странную волну священного ужаса, Гримм предложил женщине руку. Она взяла капитана под локоть, и тому стоило усилий не пойти на поводу у натянувшихся было мышц и не отпрянуть от касания ее пальцев.

Гримм сумел не отразить этого ни в своих манерах, ни в голосе.

— Прошу вас, мадам, сюда. Могу ли я осмелиться спросить, предпочитаете ли вы чай с сахаром или с медом?

Глава 46

КОПЬЕ АЛЬБИОН, ПРИСТАНЬ ХАББЛА ПЛАТФОРМА, ТОРГОВОЕ СУДНО «ХИЩНИЦА»

Как правило, Гримм избегал окружать себя предметами роскоши. Тем не менее у него в хозяйстве имелся добротно сработанный заварочный чайник самого изящного вида.

Устройство создавалось специально для использования на борту воздушного судна и подключалось к внутренней электросистеме при помощи тонкой медной вилки с двумя зубьями. Электричество текло к змеевику, на который ставился медный чайник, и менее чем за минуту нагревало воду до нужной температуры, чтобы немедленно отключиться сразу после. Поскольку модель была роскошной, сбоку имелась даже ручка подстройки высот, — чтобы температура нагрева неизменно соответствовала идеалу.

Гримм согрел воду, добавил чайные листья и некоторое время ждал, пока они настоятся. После чего отнес чай к небольшому столу в своей каюте, у которого сидели мастер Ферус и мадам Кэвендиш.

— Ах, неужели тот самый «Федори», из Копья Джеризи? — оживилась Кэвендиш, с интересом разглядывая чайник на подносе. — Я и сама подумывала приобрести такой же, специально для путешествий, но на воздушных судах так редко подают электричество в пассажирские каюты…

— Боюсь, это моя слабость, — пояснил Гримм. — Я могу пропустить обед, если того требуют обстоятельства, но просто не в силах обойтись без хорошей чашки вечернего чая.

— Уж в этом мы точно можем прийти к согласию, капитан, — твердо заявила Кэвендиш.

— Не окажете ли любезность, мастер Ферус? — попросил Гримм.

— Отчего же, разумеется, — буркнул Ферус. С непроницаемым выражением лица он разлил чай по чашкам.

— К сожалению, сливки у меня не самые свежие, — заметил Гримм. — Но, кажется, вы говорили, что предпочитаете чай с медом, мадам?