— Позволь мне, — предложил художник, но земля начала корчиться под веткой Хэлис, создавая очертания пиратской стоянки, окутанные туманной охровой дымкой.

— Тогда позволь мне отнести настой. — Перид взял у Аллин одну из чашек и постучал в дверь хижины.

— Войдите, — послышался тихий голос барышни.

При виде художника Гуиналь предостерегающе прижала палец к губам. Люди храпели и ворочались на своих тюфяках, в спертом воздухе пахло потом и ранами.

Перид вручил ей чашку.

— По-моему, ты должна отдыхать.

— Когда Хэлис кричит так, что ее слышно в Ином мире? — Барышня недоуменно подняла брови. — Что за новости?

Она встала в дверях и посмотрела на Хэлис, Темара и Узару. Русая, черная и лысая головы склонились вместе над импровизированной картой, тогда как Аллин занялась более прозаичным делом — срезанием мяса с тушек местных грызунов. Его она добавила к лущеной пшенице, которую поставила замачиваться еще раньше.

— Планир сообщил, что Илкехан мертв, — объяснил художник.

— О, эти маги. — Гуиналь с досадой щелкнула языком. — Неужели нельзя было подождать, когда я проверю, свободен ли путь?

— Никто не хочет тебя обременять, — дипломатично заметил Перид. — Все понимают, как много требуют от тебя твои обязанности.

Барышня улыбнулась, глядя в чашку с ароматным настоем.

— Шив — счастливый человек.

Улыбка художника не смогла пересилить гнетущее его опасение.

— Мы не знаем, что именно случилось на Ледяных Островах.

— Значит, Темар хочет, чтобы я выяснила. — Гуиналь потянулась к широкой, испачканной чернилами руке Перила. — Давай вместе посмотрим. — Она повела художника в душный мрак хижины и поставила свою чашку на свободный уголок доски, заменяющей стол. — У вас такая любовь, что, следуя за ней, я могла бы найти Шива в диких землях за Солурой. — Барышня прошептала заклинание.

Внезапно для них обоих они увидели Шива, сидящего под колючим кустом. Перид сжал пальцы дворянки.

— Шив прячется? Они в опасности? — Невообразимая боль пронзила невысказанные мысли художника. — Что-то неладно.

— Все хорошо. — Почувствовав эту боль, Гуиналь обратилась прямо к его здравому смыслу, чтобы прогнать страхи, порожденные его воображением. — Что бы они ни делали, это утомило Шива, но он восстановится. И, кажется, твой друг весьма доволен своей работой.

«Где он?» — молча поинтересовался Перид, и эта мысль прозвучала в тишине, созданной в границах заклинания.

— Не знаю, — покачала головой барышня. — Но он чувствует себя в безопасности.

Художник без объяснений понял двойной смысл ее ответа. Шив считает, что он в безопасности, и Гуиналь не чувствует непосредственной угрозы, нависшей над ним.

— Они все в безопасности? Ливак? Райшед?

— Насколько я могу судить.

Барышня нахмурилась. Как же трудно читать мысли магов, когда они не творят свою магию стихий. Гуиналь не сомневалась бы так в Узаре, если б могла ощутить, что он чувствует к ней на самом деле. Возможно, тогда ей не пришлось бы полагаться на кого-то вроде Перида и искать себе опору в его обязательствах и привязанностях. Дворянка торопливо отбросила эти неуместные размышления, пока художник не уловил их, и на нее тут же обрушился целый поток образов.

Убитая горем женщина прятала истерические слезы за вымазанными кровью руками и длинными, спутанными волосами. Ее безумные эмоции ударили Гуиналь как пощечина. Ужас, вызванный смертью ее защитника, переплетался со стыдливым облегчением, оттого что ее жизнь больше не будет зависеть от его прихотей и жестокости. Новая страшная истина придавила то слабое утешение. Если нет Илкехана, кто станет теперь ее господином? Если она избежит рабства или участи наложницы, что она будет есть?

Безжалостная, Гуиналь резко освободилась от бессвязных мыслей женщины, вытаскивая с собой Перида. Бесшумные голоса и мелькающие лица заполнили эфир. Какого рода Высшему Искусству учатся эти эльетиммы, если у них так мало дисциплины, так мало самообладания? Их эфирная магия — зверское, разъедающее искусство, оно заставляет людей бурно реагировать и, используя их несдержанность, предает их в чужие руки.

Необузданное Высшее Искусство порождало необузданные эмоции. Гуиналь увидела лысоватого мужчину с крупным обветренным лицом. Он давно дожидался смерти Илкехана и теперь был полон решимости защитить свою землю и людей от ее последствий. Другой, более молодой, с тревогой понял, что потеря союзника оголяет его фланг. Образ незащищенного замка на открытом песчаном берегу возник в его мысленном взоре и исчез, сменившись более ужасным зрелищем его собственной наготы под опускающимся клинком. Живое воображение представило, как сияющая сталь вонзается в белую трепещущую кожу, увидело алую кровь на серебристом клинке, рассеченную плоть и сухожилия. Живот скрутило страхом, когда мужчина осознал, что никто не станет слушать его оправданий. Он сдался Илкехану, чтобы спасти свою жизнь, но теперь всему конец. Внутри у Гуиналь все сжалось от сочувствия, и барышня испугалась такой реакции.

Перид задохнулся.

— Я больше не могу, госпожа моя.

Ну конечно, художник гораздо впечатлительнее, чем она. Вот почему Гуиналь так потрясена.

— Оставайся со мной.

Барышня соткала заклинание, чтобы дать Периду небольшую передышку от гомона эмоций. Она укрепила свою собственную защиту, когда надежды, страхи, предположения и воспоминания закружили в эфире, колотясь о ее самообладание.

Морщинистое лицо старухи ликовало. Она радовалась смерти своего врага, думая, что теперь может умереть спокойно. Рядом молодая женщина ярилась на кого-то или что-то, борясь с каким-то непонятным Гуиналь принуждением, и на миг дворянка увидела тень решетки на изможденном и напряженном лице. Отчаяние губит эту женщину, с жалостью осознала Гуиналь. Негодуя на свое положение, она все глубже впадает в немыслимую тоску по тому, что ушло и никогда не вернется.

Потрясенная видом этой женщины, столь ограниченной своими чувствами, Гуиналь отвлеклась и не заметила приближения чужого могучего ума. Его мимолетное касание было таким леденящим, что у нее по рукам побежали мурашки. Столкновение с этим хитрым разумом смело все другие шепчущие эмоции, и барышня поспешно окуталась всеми маскирующими заклинаниями, каким ее научили. Та жадная, ищущая мысль двинулась дальше. Гуиналь не смогла определить, мужчина это или женщина, но она уловила его скрытые чувства. Незнакомец был осторожен и честолюбив и жаждал извлечь выгоду из такого поворота событий. Кто бы это ни был, он был так же хорошо обучен секретности, как любой адепт усыпальницы Острина.

— Лицо, спрятанное от всех. — С этим заключением Гуиналь осторожно отступила по проверенным тропам ритмичного заклинания и увела Перида от непроходимой трясины горя, смятения и ожидания. — Смерть Илкехана вызвала хаос. Эльетиммы мечутся, как муравьи в разворошенном муравейнике.