– Надо было слушаться старших. – Холодные пальцы немертвой нежити рванули воротник мундира, обнажая шею с пульсирующей жилкой.

Глупая была затея с поимкой существа, которого даже архимаги боятся. Правда глупая, и с самого начала обреченная на провал. Аватар не то что вырваться, даже шевельнуться не мог. В этой жизни оставалось одно незавершенное дело.

Слабеющий жгутик сознания потянулся к родной половинке, живой и сильной. Дверь в душу была не заперта: Вилля здесь ждали как хозяина, а не гостя. Всегда ждали.

«Лесь, я… А-а-а!!!»

Науми кувыркнулась с кушетки и навзничь растянулась на полу, судорожно хватая ртом воздух. Через некоторое время смогла пошевелиться, даже приподнялась, опираясь на локти. Спина и затылок, казалось, превратились в сплошной синяк, а ребра, судя по нарастающей тяжести в пятой точке, осыпались туда трухой. Вилль…

«Вилль?! Ви-и-илль!!!»

Тишина.

Кольцо в отчаянии грызло палец. Ну же, соберись. Соберись немедленно, клуша!

Кое-как девушка поднялась вертикально и, придерживаясь за мебель, побрела к двери. Надо срочно найти придворного мага, чтобы открыл портал в Рудяное, быстро собрать запрошенный десяток гвардейцев и…

«Лесь, я…» – эмоций почти не было, лишь бесконечная усталость. И обреченность, нежелание бороться, сопротивляться чему-либо.

Алесса в жизни не поверила бы, скажи ей кто посторонний, что Вилль кричал от боли и страха. Но она слышала это сама.

Сердце пропустило удар, другой…

И все ушло. Осталась только пустота там, где раньше откликалось на ласковое: «Тук-тук! Лесь?»

В тишине храма был слышен треск неугасимых свечей да тихие всхлипы Капризной Гостьи по любимой игрушке, на фоне других особенно выделявшейся гремучей смесью детской наивности, юношеского максимализма и стальной выдержки, с какой мальчик сносил удары, сыпавшиеся на него с завидной регулярностью – не каждый зрелый муж справился бы. Только-только отвоевала его душу у искуснейшей из Созидателей, и – вот…

Взгляд Кружевницы, обращенный в никуда, стал осмысленным: отпущенная на волю неясыть торопилась скрыться в лесу, подальше от чуждого миру существа, склонившегося над распростертым телом. Тот, второй, пока дышал, но все реже и реже – жизнь толчками уходила вместе с кровью, льющей из прокушенного горла.

Боги замерли в скорбном молчании, только Альтея теребила букет, что-то просчитывая в уме. С деланым безразличием Привратница пожала плечами, убрав с доски фигурку белого офицера, некогда защищавшего черное поле.

– Ты сама выбрала клятвопреступника, Вторая.

– Да, – твердо отвечала богиня Судьбы.

Ибо лишь кровью смывается грех преступления клятвы.

Вещи, с которыми Ирэн совсем уж распрощалась, ловцы передали Шумору. Услышав, что Венец почти сутки находился в чужих руках, маг схватился за голову: природные элементы, обращенные в металлы самой Альтеей, потускнели. Регалию вернули владелице, и четыре стихии вновь налились цветом.

От Шумора Ирэн узнала, что схвативших ее магов застрелила Вилетта. Братья аватары не преувеличивали, называя ее живодеркой и психопаткой, а еще так… в общем, ТАК парни не должны о девушках даже думать. Однако девчонка еще могла пригодиться, и ссориться с ней кэссиди не стала, несмотря на предвзятое отношение; даже Армалинину мазь от обморожения дала, чем заслужила если не доверие, то хотя бы частичное расположение Летти. Белобрысую почти не приходилось провоцировать на очередную глупость. Например, небрежное замечание о том, что вон тот матрос косо посмотрел на дочь самой Геллеры, едва не стоила парню глаза. Одаренным было плевать на сумасбродные выходки, зато Шумор и команда понемногу теряли терпение. Вернувшись в привычную обстановку, где подозрительность граничит с паранойей, Ирэн поняла, насколько расслабилась в последнее время, когда преобладающая часть житейских забот лежала на плечах Дана, с которым притворяться приходилось все реже. До праздника Ярицы кэссиди подготовила несколько вариантов побега, и наиболее осуществимыми казались первые три. Можно спровоцировать моряков поднять бунт против Одаренных и белобрысого чудовища, под шумок взять в заложники хлипкого целителя, заставить его расколдовать Дана, и, предварительно свернув шею свидетелю, бежать в горы к царю Рахмеду только с Венцом Стихий в арсенале. Или напоить пьянчужку Шумора до состояния некондиции, вынудить его снять охранку с мешка и арбалета, прокрасться в палатку, где держат аватара, и телепортироваться, опять же избавившись от всех свидетелей. Наконец самое простое и рискованное одновременно: напрямую обратиться к архитектору за помощью. Но последний вариант – чет или нечет, либо маг симпатизирует кэссиди и ее аватару без притворства, либо Ирэн окажется в парализующих браслетах.

Неверрийский праздник Шумор отмечал у костра в компании с бутылкой и гитарой. Северные песни были диковатыми, состоящими из одних «ой» да «ай», так что остальные предпочитали держаться от мага подальше, даже мантикэр спрятал морду под дубленку Ирэн, не вынеся хозяйского позорища. К слову, с Бантиком кэссиди подружилась: сторожевой кис даже пускал ее в палатку архитектора, правда, с ворчанием, но больше для острастки. Не стал ершиться и теперь, когда девушка, воровато оглядевшись, нырнула под полог, но все-таки на входе опередил ее и занял свое место на войлоке. Расширенные зрачки мантикэра пульсировали, а ядовитый хвост подрагивал: кис чуял возбуждение наследницы, как и Венец Стихий, спрятанный у нее за пазухой. Закипал, не обжигая, раскалено-алый огонь, вибрировал прозрачный как хрусталь воздух, волновалась жемчужная вода, даже обычно неподвижная серая земля будто пересыпалась песком под ветром – обряд коронации еще не состоялся, но первоэлементы уже признали повелительницу. Отец никогда не рассказывал, какие чувства испытывал, впервые прикоснувшись к Венцу и постепенно сливаясь с ним – с землей, водой, воздухом и огнем Скадара. Иллада Рэя будет второй после кэссарицы Иссолины женщиной, занявшей родовой престол, единоправной владычицей юга и ставленницей Альтеи. Ну что ж, Екатерина тоже была Второй, а стала – Великой.

Шумор ничуть не удивился, обнаружив в своей палатке ночную гостью, отрешенно гладившую спокойного разомлевшего мантикэра.

– Решил сменить хозяина, ренегат? – с горькой самоиронией усмехнулся маг.

Ирэн пожала плечами:

– Это собака не возьмет подачку из чужих рук, господин Шумор. А кошки во многом похожи на нас: идут к тому, кто на лакомства не скупится и гладит мягче.

Что-то обдумав, мужчина достал из своего мешка сверток пурпурного бархата, перетянутого крученым шнуром.

– Настойка на клюкве с медом отечественного разлива, – проговорил архитектор, любовно поглаживая флягу из темной кожи, расшитую яркими нитками. – Мне ее приятель подарил. Думали, разопьем, когда от скадарского берега отчалим, да вот… Вот так получилось.

– Магистр Аттеа был светлым человеком, и Ильшиур Созидатель не допустит, чтобы он блуждал в сумраке безвременья. Быть может, он сейчас наблюдает сверху за своим старым другом.