поднял взгляд на подругу и замер. Кровь бросилась в лицо – Айлин протягивала перстень ему! – Возьми, пожалуйста. Я дарю его тебе! У меня и так есть щиты, свои собственные, а ты не маг, и… в общем, возьми!

Аластор сглотнул и молча кивнул, накрыв ладонью ее руку.

– Вот и прекрасно, – услышал он делано беззаботный голос мэтра Лоу. – А теперь, юноша, не выпить ли нам? За встречу, знакомство, и чтобы ваши с моей милой ученицей приобретения хорошо носились? Мэрли сказал, что у вас есть карвейн!

«Какая жалость, что учитель по этикету не рассказывал, как правильно пить карвейн с призраками, если нет стаканов и в присутствии юной леди!» – невольно подумал Аластор, снимая фляжку с пояса, и сделал первый в жизни глоток обжигающе крепкого карвейна.

* * *

Хрипящего, взмыленного от бешеного галопа коня Грегор осадил у самых ворот Академии.

– Открыть ворота! – заорал Саграсс, отставший на какие-то полкорпуса.

От его вопля всполошились вороны, облюбовавшие частью стены академии, а частью – окрестные деревья, и снялись с мест, закружили над улицей, хрипло и недовольно каркая.

Ворота, заскрипев, начали открываться с издевательской медлительностью, и Грегор грязно выругался про себя. «Глупее всего, – подумал он мрачно, – что эти минуты ровно ничего не решают, если Ревенгар все же вернулась в общежитие и сейчас мирно спит. И тем более бесполезны, если, не допусти Претемная, с ней случилась беда. Но эта проклятая неизвестность совершенно невыносима!»

Ворота наконец распахнулись настолько, чтобы пропустить всадников, и Саграсс, нетерпеливо приподнявшись на стременах, бросил:

– Мы доставим тело в холодную. Блисс! Немедленно отправляйтесь за мэтром Денвером. Милорд? Вы присоединитесь к нам?

– Позже, – вытолкнул Грегор сквозь стиснутые зубы. – Мне нужно закончить кое-какие дела.

– Как угодно, – сдержанно кивнул Саграсс, подстегивая коня и первым въезжая во двор Академии.

Спешиваться он не стал – сразу свернул к северному флигелю, учебному леднику Фиолетового и Зеленого факультетов.

Грегор же спешился, бросил поводья подбежавшему дежурному конюху, заспанному и взъерошенному, и направился к женскому крылу общежития, очень стараясь не торопиться, но мощеная дорожка словно сама бежала навстречу. На ней, как невольно отметил Грегор, не было ни единого следа: ни человеческого, ни собачьего, ни проталинки в выбелившей дорожку последней изморози, ни кладбищенской грязи. Ничего.

«Это ничего не значит, – упрямо подумал Грегор. – Могла ведь Ревенгар вернуться другим путем? Проклятье, да каким другим?! Долетела по воздуху верхом на своем умертвии?! Пошла не по дорожке, а по траве, а затем влезла в комнату по стене через окно?! Претемная, какая же невозможная чушь! Но если… если ее и впрямь нет в комнате, если она все же не вернулась с кладбища… Тернер, я тебя и из Претемных Садов достану! Самого выпотрошу и кожу сдеру…»

Он все же не выдержал и, уже войдя в общежитие, сорвался на бег, одолел три лестничных пролета, почти этого не заметив, и остановился у самой двери комнаты Ревенгар. И замер, не решаясь толкнуть дверь, почти видя опустевшую комнату, застеленную с вечера кровать или, может быть, свернутый из одеяла валик, накрытый покрывалом, книги, которые она никогда больше не откроет…

«Грегор, возьми себя в руки, чтоб тебя! Если боишься открыть дверь – открой ее, наконец, и не смей бояться!»

От толчка дверь распахнулась, и Грегор шагнул за порог с той решительностью, с которой там, на границе, вел людей в атаку и бросал смертельные проклятия на остатках резерва. Бросилось в глаза приоткрытое окно, стопка книг на столе, пустая кровать – та, на которой должна была спать соседка Ревенгар…

И на второй кровати – смешавшиеся на подушке волосы, медно-рыжие и пшенично-светлые…

Барготовы подштанники! Да что здесь?!..

Грегор обошел кровать – и окаменел. Ревенгар, перемазанная то ли пылью, то ли кладбищенской землей, полностью одетая – разве что накидка висела на спинке кровати да сапоги стояли у тумбочки, – сладко спала, а рядом с ней так же безмятежно спал совершенно незнакомый Грегору мальчишка… нет, юноша! Лет шестнадцати на вид, не меньше, и также совершенно точно не адепт, судя по одежде и отсутствию ученического перстня…

Проклятье! Да какая разница, адепт этот сопляк или нет?!

У Грегора потемнело в глазах, а потом ослепительной вспышкой пришло воспоминание…

– Милорд Бастельеро! – Джастин, камердинер Малкольма, остановил Грегора у самых дверей королевской опочивальни. – Вам… прошу прощения, его величество еще спит! Вам туда нельзя!

– «В любое время дня и ночи, без вызова и доклада!» – продекламировал Грегор. – Отойдите, Джастин, у меня срочное дело!

– Но…

Грегор молча толкнул дверь и вошел, не слушая, что там еще лепечет камердинер. И замер в дверях.

Малкольм не спал. Еще как не спал! И не он один! Его «Прекрасная Джанет», пустоголовая фрейлинка, льнула к королю кошкой в охоте, а Малкольм…

Грегора замутило от непристойной откровенности происходящего!

– Малкольм, – процедил он, как только смог вдохнуть.

Они даже не заметили, что кто-то вошел!

Малкольм поднял голову, уставился на Грегора бессмысленными глазами…

– Пошел вон, Бастельеро!

Девица, тоже увидев наконец постороннего, взвизгнула, отстраняясь от любовника, и Грегор, с отвращением взглянув на нее, пожал плечами.

– Как прикажете, ваше величество. Я пришел поговорить с вами о ее высочестве Беатрис, но если вы заняты…

Беатрис… Имя опьянило, закружило голову, как лучшее вино, и Грегор с мстительной радостью увидел, как фрейлинка бледнеет и обхватывает плечи руками.

– Беатрис?! – взревел Малкольм зимним вурдалаком. – Убирайся к Барготу, я сказал! Я не желаю говорить о Беатрис, слышишь?!

– Попрошу вас выбирать слова, когда говорите о ее высочестве, – тихо проговорил Грегор, опустив глаза и еле сдерживая пылающую внутри ярость.

Проклятье, как Малкольм может опускаться до придворных распутниц, если всего лишь через месяц он станет мужем лучшей девушки мира? Самой прекрасной, самой добродетельной, самой…

– Если она тебе так по сердцу, женись на ней сам! – ощерился Малкольм, прижимая к себе фрейлинку и поспешно набрасывая на нее покрывало. – Я буду у тебя в неоплатном долгу, клянусь! А теперь – убирайся наконец!..

…Юнец шевельнулся, промычал что-то неразборчивое, повернулся – и, обняв девчонку Ревенгар, как любимую игрушку, притянул ее к себе…

«Хорошо, что этого не видел никто, кроме меня… хорошо… Хорошо?! Еще миг! – подумал Грегор с внезапно накатившим холодным спокойствием. – Если этот щенок останется здесь еще хоть на миг, я убью его сам. Проклятье, не для того я клялся Дориану, что присмотрю за его дочерью, чтобы ее репутацию разрушил какой-то юный мерзавец!»

– Встать! – прошипел он так, как там, на границе, случалось шипеть разве что на лейтенантов-боевиков, вопреки строжайшим запретам